упоминавшихся Федеральных законах 'Об информации, информатизации и защите информации' и 'Об участии в международном информационном обмене'.
Во-вторых, законодательные акты, касающиеся информации открытого доступа. Иногда ее синонимом выступает 'общедоступная' информация, иногда — 'массовая' информация. Собственно, в настоящий момент указанная сфера регулирования как раз и ограничивается российским Законом 'О средствах массовой информации', принятым еще на закате 'перестройки' в 1991 г. В этом разноплановом и во многом непоследовательном Законе фактически объединены как нормы, относящиеся к массовой информации вообще, так и нормы, конкретизирующие специфику деятельности таких хозяйствующих субъектов, как 'средства массовой информации'. Было бы, однако, не совсем честно подходить к анализу данного закона с позиции жесткой критики. Большая часть его 'слабых' мест своим происхождением обязаны 'исторической ситуации': нельзя забывать об атмосфере 'демократизации', сопутствовавшей принятию закона, а также и о том, что он был принят еще до вступления в силу нового Гражданского кодекса и до начала 'интернет-эпохи'. Несмотря на регулярно вносимые изменения, Закон 'О средствах массовой информации' требует скорейшего обновления в новой редакции. Подготовка различных поправок, включая обсуждение новых законопроектов166, проводится уже несколько последних лет. Здесь же необходимо упомянуть и о многочисленных законопроектах — 'О праве на информацию', 'Об информационной открытости', 'О доступе к информации о деятельности государственных органов' и т. п. — обсуждавшихся на федеральном и региональном уровне.
В-третьих, в отдельный законодательный блок входят нормативные акты, посвященные информации закрытого доступа, от Закона РФ 'О государственной тайне' (1993 г.) до разнообразных подзаконных актов, касающихся не только государственных, но и банковских, налоговых, таможенных и других 'тайн'. ГК РФ предусмотрено принятие еще двух законов — о коммерческой тайне и о служебной тайне. Несмотря на то что подобного рода законопроекты уже рассматривались Государственной Думой, ни один из них пока принят не был.
В-четвертых, необходимо упомянуть о комплексе законодательных актов, условно говоря, 'прикладного' характера. Сюда необходимо отнести и законодательство о связи, и Федеральный закон 'Об электронной цифровой подписи', и законопроекты 'Об электронной торговле', 'Об электронном документообороте' и т. д.
В-пятых, законодательство об интеллектуальной собственности (исключительных правах на результаты творческой деятельности, об 'интеллектуальных правах'). Основным законом в области авторского права в Российской Федерации является Закон РФ 'Об авторском праве и смежных правах' (1993 г.). С учетом конкретизации предмета регулирования действуют также принятые еще в 1992 г. Законы РФ 'О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных' и 'О правовой охране топологий интегральных микросхем'. Указанные акты регулируют отношения, возникающие в связи с созданием и использованием объектов авторского права: произведений науки, литературы и искусства, а также фонограмм, исполнения, постановок, передач организаций эфирного или кабельного вещания (смежные права). К объектам авторского права законы относят такие основополагающие элементы информационных технологий, как программа для ЭВМ, база данных для ЭВМ и топология интегральных микросхем.
В сфере регулирования промышленного использования информационных технологий действует Пaтeнтный закон РФ (1992 г.), регулирующий имущественные и личные неимущественные отношения, возникающие в связи с созданием, правовой охраной и использованием объектов промышленной собственности: изобретений, полезных моделей и промышленных образцов.
Почему же правомерен вывод о неэффективности действующего российского законодательства применительно к правоотношениям, связанным с использованием Интернета? На 'интуитивном' уровне, на уровне повседневной деятельности российских компаний и государственных органов указанный вывод не вызывает сомнений — слишком много пробелов в регулировании, слишком неоднозначны предложенные в законодательстве нормативные правила. Но желательно было бы обосновать этот вывод и на уровне теоретических обобщений. Для этого можно было бы, во-первых, произвести количественную и качественную оценку действенности существующей в России нормативной базы, основываясь на методологии, изложенной в первом разделе настоящего исследования. Очевидно, такую работу еще предстоит выполнить. Во-вторых, целесообразно произвести сравнение с зарубежной практикой нормативного регулирования соответствующих вопросов.
И здесь сразу становится видно, насколько 'уникальным' является российский опыт развития информационного законодательства. Практически с зарубежными аналогами совпадает лишь комплекс законов последнего, пятого блока — об интеллектуальной собственности. Как российские законодательные акты по интеллектуальной собственности, так и соответствующие законы большинства зарубежных стран основываются на ряде международных (всемирных) конвенций и в целом не противоречат друг другу. 'Слабым звеном' в России остается нормативная база правоприменения таких законодательных актов, но это отдельная проблема, которая к тому же стала в последнее время решаться более активно.
Что касается иных блоков российского информационного законодательства, то контраст с зарубежными аналогами виден 'невооруженным взглядом'. Рассмотрим с данной точки зрения уже упоминавшийся Закон 'Об информации, информатизации и защите информации'. Начнем с того, что в этот закон достаточно искусственно были 'втиснуты' сразу три различных предмета регулирования, указанных в его названии. Уже это не совсем характерно для зарубежной законотворческой практики. В абсолютном большинстве зарубежных стран нет ничего похожего на российский 'трехглавый' Закон. Отметим и другие существенные несоответствия. Во-первых, 'общетеоретические' вопросы информационного права в законодательстве зарубежных стран обычно урегулированы в нормативных актах более высокого уровня (гражданских кодексах и их аналогах). В российских же условиях невнятность нормативного текста Закона об информации не только не согласуется с положениями Гражданского кодекса, но и (как отмечалось выше) зачастую противоречит здравому смыслу. Во-вторых, нигде за рубежом не существует нормативной фиксации правового статуса таких 'объектов', как 'информационные ресурсы' или 'информатизация'. К тому же само понятие 'информатизация' является настолько условным (а следовательно, бессодержательным), что его невозможно перевести ни на один иностранный язык. В-третьих, вопросы 'защиты информации' (точнее, 'защиты данных') в зарубежных законодательных актах рассматриваются лишь в составе 'прикладного блока' законов или в качестве разделов (глав, статей) иных законов — о телекоммуникациях, о персональных данных и т. д. В-четвертых, в законодательстве стран с развитыми информационными технологиями уже давно решен вопрос о разграничении информации на материальном носителе и информации в электронном виде, которая может и не предполагать 'материальной' фиксации. Указанное разграничение оказывается тем более значимым, что при его наличии способы регулирования (в частности, условия наступления ответственности и виды санкций) оказываются 'производными' от правил, продиктованных базовыми технологиями и определяющих распространение и обмен информацией в Сети. С другой стороны, фундаментальным недостатком Закона 'Об информации…', как уже неоднократно отмечалось, является то, что его действие применительно к 'информационным ресурсам' ограничивается лишь документированной информацией, хотя очевидно, что в Интернете абсолютное большинство циркулирующей информации никак нельзя отнести к традиционному документообороту. Если учесть приведенные 'недоработки', то утверждение о том, что практическая ценность указанного Федерального закона, реальная эффективность его применения близка к нулевой, вряд ли вызовет удивление. К сожалению, 'базовый' характер Закона 'Об информации…' предопределил и масштаб негативного воздействия, которое распространяется не только на правоотношения, связанные с использованием Интернета, но и на развитие в нашей стране информационных технологий в целом.
Не случайно, что при разработке законодательных актов в сфере информационных отношений на региональном уровне (в субъектах Российской Федерации) делались и делаются попытки исправить хотя бы часть очевидных недостатков федерального законодательства. В качестве примера можно привести Закон 'Об информационных ресурсах и информатизации города Москвы', принятый в октябре 2001 г. Поскольку 'реформировать' федеральное законодательство субъекты Российской Федерации не уполномочены, речь, следовательно, может идти лишь о конкретизации, не затрагивающей сути положений федерального закона. Так, в Московский закон с этой целью были введены дополнительные определения 'информационных ресурсов', в результате чего объем данного понятия был значительно ограничен. Статья 2 Закона г. Москвы определяет 'информационные ресурсы' как информацию (независимо от способа ее
