— Тысяча.
— Забудем, — сказала я и пошла к двери. — Спасибо, что потрудились приехать.
— Эй, подождите, у вас что — есть более выгодное предложение?
— Конечно, гораздо более выгодное.
— 'Но насколько более выгодное? На сотню? На две сотни?
Я даже не дала себе труда ответить.
— Если здесь уже побывал оценщик от Хаммер-смита, он никак не мог предложить вам больше, чем двенадцать сотен.
Ничего не скажешь — он знал рынок: это была точно та сумма, которую мне предложили.
— Я готов рискнуть, — сказал он. — Я дам вам тринадцать сотен.
Тринадцать — мой предел.
— Спасибо, но я говорю — нет, — ответила я' не спуская с него глаз и продолжая держать дверь открытой.
Он еще раз быстро оглядел комнату.
— Когда я могу забрать вещи?
— По мне, хоть прямо сейчас, — ответила я.
— Значит, сегодня, допустим, после полудня?
— Как вам будет угодно.
— Ничего не заложено? Никаких просроченных платежей? Все полностью ваше и принадлежит только вам? И вы можете подписать соответственную бумагу?
— Конечно.
Он тяжело вздохнул.
— Партнер решит, что я свихнулся, но я все же рискну предложить вам пятнадцать сотен. И на сей раз это действительно мой предел.
Он предлагал мне на три сотни больше, что кто-либо из побывавших у меня раньше. А он был, кажется... да, четвертым.
— Наличными, — сказала я. — Никаких чеков. Чек не успеет прийти в мой банк вовремя, чтобы я смогла расплатиться за аренду и выписать чек за новую квартиру.
— Конечно, наличными.
— Продано, — сказала я и закрыла дверь.
— Я могу позвонить по вашему телефону? — спросил он. — Если вы согласны подождать, грузовик подъедет максимум через час.
— Я подожду.
Я успела в банк до трех часов. Положив деньги на свой счет и сделав необходимые платежи, я с облегчением вышла на улицу. Приближался чудный майский вечер, и я подумала, что поскольку я в этот удачный день еще ничего не слышала от моего агента, то неплохо было бы пойти и навестить его. По дороге я сделала в уме несложные расчеты. Получалось, что после выплаты всех платежей, у меня на жизнь остается около восьми сотен долларов.
Шумный офис моего нового агента Лу Брздли в здании «Брилл Билдинг» не имел ничего общего с утонченным и одновременно деловым обликом конторы Джорджа.
Да и сам Лу был далеко не тем агентом, с которым я бы хотела иметь дело, — если бы, конечно, я имела право выбора. До того, как подписать с ним контракт, я побывала во всех больших агентствах: и у Уильяма Морриса, и в Эй-Эф-Эй, и в Си-Эм-Эй. Все были исключительно вежливы со мной, но не выразили никакого интереса. Словно я внезапно попала в касту неприкасаемых. Я попыталась взглянуть на происходящее реалистически — в конце концов, их трудно было винить, ведь это естественно, что никто не хочет связываться с закоренелым неудачником.
Независимо от того, по моей ли вине или по объективным причинам, но надо признать, что с моим именем связаны три громких неудачи. Три шумных провала. Вопреки тому, что сказал мне Джон, его братец вырезал мою роль из картины — это раз; во-вторых, сплетни о моем скандале в «Юниверсал» и позорном падении с лошади разнеслись достаточно широко; и, наконец, последнее провал моей пьесы.
Как я ни крепилась, этот провал причинил мне самую большую и, честно говоря, незатихающую боль. И не только потому, что спектакль оказался действительно неудачным, но и потому, что Гай стал болтать по всему городу, что всему виной я, стал катить на меня бочку, утверждать, что именно я отказалась делать исправления, не пошла на переработку, которая могла бы спасти дело, а он, якобы, настаивал на этой переработке.
Я попыталась дозвонить ему в надежде, что смогу заставить его остановиться. Но его всегда не оказывалось дома, когда бы я ни звонила. И наконец, это сообщение из конторы Джорджа, что они расторгают со мной контракт.
Оно в полном смысле слова ошеломило меня. Поставило в тупик. Тем более, что Гарри Крег при нашей встрече мне ничего не сказал.
Я помню, как я схватила телефон, набрала его номер. Его голос прозвучал настороженно и как-то по чужому:
— Да?
— Гарри, вероятно, произошла ошибка. Я только что получила уведомление, что вы расторгаете со мной контракт. Но ты же мне ничего не сказал?
— Расторжение — не в моей компетенции, — ответил он осторожно, — Это парни там, наверху.
— Но ты знал, что готовится? Он ответил не сразу — видимо, колебался, не знал, что сказать.
— Да.
— Тогда почему ты меня не предупредил? Я думала, что ты мне друг.
— Я твой друг. Но кроме того, я работаю у Джорджа. И я не вмешиваюсь в те вопросы, которые не входят в круг моих обязанностей.
— Но мы же с тобой обсуждали мои планы, говорили о том, что можно начать делать уже сейчас, — крикнула я. — А ты все это время знал, что не будешь делать ничего, что все разговоры, все планы — блеф?!
— А что бы ты хотела, чтобы я тебе сказал: «Не беспокойся, крошка, ты уже допрыгалась»?
— Но ты бы мог сказать хоть что-то!
— О'кей, я скажу: не беспокой меня, крошка, ты уже допрыгалась! — и трубка у моего уха умолкла, словно на другом конце все вымерли.
Трудно сказать, что в тот момент терзало меня больше — обида на его предательство или растерянность от того, что я оказалась без поддержки. Но у меня просто не было времени на слезы и причитания. Нужно было как можно быстрее раздобыть другого агента и хоть какую-нибудь работу.
Сказать быстрее — просто, а вот найти оказалось куда сложнее. Тем более, что деньги из последней выплаты за пьесу улетучивались с невероятной быстротой. Думаю, что родители почувствовали, что со мной что-то не так, что я оказалась без гроша, и прислали мне на мое двадцатипятилетие чек на двадцать пять сотен долларов. И тогда я снова разревелась.
Мне пришлось ждать никак не меньше получаса, пока Лу соизволит закончить очередной телефонный разговор. В этом отношении он ничем не отличался от любого другого агента. Они все были телефоноголиками, свихнувшимися на телефоне.
Наконец его секретарша подала мне знак, что я ькну войти в кабинет.
Он поднял на меня глаза — они были голубые и водянистые, так же, как и его бесцветное лицо.
— Привет, беби, — быстро сказал он. — Я тут думал о тебе. Но мне никак не удается поймать этого сукиного сына по телефону, — и он закричал в открытую дверь:
— Эй, Ширли, попробуй еще раз поймать Да Косту!
Затем он снизил голос почти до конфиденциального шепота:
— Думаю, что он сейчас с мальчиками.
— Кто? — спросила я в недоумении. Его голос стал еще тише:
— Ты же знаешь, кого я имею в виду. Мальчики. Большой Фрэнк Джо.
Где, как ты думаешь, эти скотские продюсеры достают деньги?
— Ты подразумеваешь рэкет? — спросила я.
