операций в районе Ла-Манша и Па-де-Кале, а также на то, что высадка войск на побережье Франции прервала бы большие приготовления к операциям в 1943 г. и отвлекла бы ведущих специалистов от этих приготовлений.
В то же время Черчилль заверял главу Советского правительства, что «Англия и США готовятся к большим операциям в 1943 году», для чего на Британские острова должен прибыть один миллион американских солдат. Таким образом, американские экспедиционные силы должны были насчитывать весной 1943 г. 27 дивизий, к которым англичане планировали прибавить 21 собственную дивизию, причем почти половину этих сил составляли бы танковые дивизии[636].
И. В. Сталин спросил, правильно ли он понял, что второго фронта в 1942 г. не будет и что английское правительство также отказывалось от операции по высадке шести-восьми дивизий на французском побережье в 1942 г.
Черчилль подтвердил, что открыть второй фронт в Европе в 1942 г. англичане не в состоянии. Что касается операции по высадке шести-восьми дивизий на французском побережье, то, по мнению английского правительства, эта операция принесла бы больше вреда, чем пользы.
Для того чтобы продемонстрировать согласованность английских и американских позиций, Черчилль обратился к Гарриману с просьбой высказать свое мнение. В ответ Гарриман ограничился лишь заверением, что он полностью присоединяется к соображениям премьер-министра.
Глава Советского правительства вынужден был заметить, что он не может согласиться с аргументами, выдвинутыми Черчиллем, и «несколько иначе смотрит на войну». По его убеждению, тот, кто «не хочет рисковать, никогда не выиграет войны»[637].
Явно не желая продолжать разговор об открытии второго фронта в Европе, Черчилль сообщил, что союзниками принято решение о проведении другой операции — «Торч» («Факел»), имеющей целью захват побережья французской Северной Африки. Расхваливая этот план, премьер указывал на возможность получить базы для бомбардировок Италии, а также дополнительные пути для вторжения на Европейский континент в 1943 г.
На следующий день во время второй беседы Сталин вручил Черчиллю и Гарриману меморандум, в котором излагалась советская позиция по вопросу о втором фронте. В нем говорилось, что в результате обмена мнениями 12 августа было установлено, что Черчилль «считает невозможной организацию второго фронта в Европе в 1942 году». Напомнив, что вопрос об организации второго фронта в Европе в 1942 г. был фактически решен во время визита Молотова в Лондон, советская сторона указывала, что целью этой операции являлось «отвлечение немецких сил с Восточного фронта на Запад, создание на Западе серьезной базы сопротивления немецко-фашистским силам и облегчение таким образом положения советских войск на советско-германском фронте в 1942 году». «Вполне понятно, — подчеркивалось в меморандуме, — что Советское Командование строило план своих летних и осенних операций в расчете на создание второго фронта в Европе в 1942 году», и поэтому отказ правительства Великобритании от ранее согласованного плана действий «наносит моральный удар всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной Армии на фронте и наносит ущерб планам Советского Командования»[638].
По мнению советских военных руководителей — и об этом было прямо сказано англичанам и американцам, — в 1942 г. существовали весьма благоприятные условия для создания второго фронта в Европе, поскольку основные силы немецких войск, и притом лучшие силы, были отвлечены на Восточный фронт, а в Европе оставались значительно меньшие по количеству войска, которые к тому же имели слабую боевую подготовку.
После внимательного ознакомления с меморандумом английский премьер-министр пообещал дать на него письменный ответ, отметив одновременно, что решения, принятые Англией совместно с США, являются окончательными и будут, по его мнению, «лучшей помощью русским союзникам».
С учетом союзнических обязательств Сталин обстоятельно проинформировал Черчилля о советских планах по обороне Кавказа.
В мемуарах Черчилля о второй мировой войне эта часть беседы описывается следующим образом: «Наконец я задал вопрос по поводу Кавказа. Намерен ли он (Сталин. —
В конце беседы Сталин вновь поднял вопрос о вторжении союзников на побережье Франции при использовании их превосходства в воздухе на западе Европы. Черчилль повторил, что он считает вторжение невозможным.
Информируя президента Рузвельта о второй встрече с главой Советского правительства, Черчилль писал, что получился «крайне неприятный разговор», во время которого Сталин высказал «очень много неприятных вещей, особенно о том, что мы слишком боимся сражаться с немцами… что мы нарушили наше обещание относительно „Слэджхэммера“, что мы не выполнили обещаний в отношении поставок России и посылали лишь остатки после того, как взяли себе все, в чем мы нуждались. По-видимому, это было адресовано в такой же степени Соединенным Штатам, как и Англии». По словам Черчилля, он отвел все утверждения главы Советского правительства, полагая, что, во всяком случае, «лучше было объясниться так, а не как-либо иначе». Но самое главное, что волновало Черчилля и что он спешил довести до сведения американского президента, была вынесенная из бесед в Москве уверенность, что Советский Союз будет продолжать сражаться даже без открытия второго фронта в 1942 г.[640]
Это, разумеется, вполне устраивало британского премьера.
25 августа 1942 г. Черчилль сделал краткое сообщение о своих переговорах со Сталиным на заседании военного кабинета. «Нет никакого сомнения в решимости русских продолжать сражаться, — сказал он. — Хотя они и оказывают на нас сильное давление, с тем чтобы мы открыли второй фронт, однако они не кричат о своих несчастьях»[641].
Продолжая нарушать межсоюзнические обязательства, правительство Черчилля приняло в разгар ожесточенных боев на советско-германском фронте новое решение: отказаться от отправки военных грузов в СССР Северным морским путем до 1943 г. ввиду трудностей проведения конвоев в период полярного дня. Взамен было дано туманное обещание усилить снабжение Советского Союза «трансиранским путем» (имевшим но сравнению с Северным второстепенное значение).
Об этом Черчилль, «примирившись со своей совестью», сообщил Советскому правительству[642]. Черчилль наносил все новые и новые удары, но не по врагу, а по своему союзнику. Советский Союз продолжал нести основное бремя войны с фашистской Германией и ее сателлитами.
Зажигая «факел» в Африке, упорно отказываясь открыть фронт в Северной Франции в условленные сроки, Черчилль одновременно развивал идею «балканской», или «средиземноморской», стратегии.
В Средиземноморье, по меткому выражению де Голля, «Англия защищала уже завоеванные позиции как в Египте и вообще в арабских странах, так и на Кипре, на Мальте, в Гибралтаре; предполагалось овладеть новыми позициями в Ливии, Сирии, Греции, Югославии. Вот почему Великобритания старалась направить англо-американское наступление в сторону этого театра»[643] .
Настойчиво выступая за «балканский вариант» открытия второго фронта, Черчилль руководствовался не военными, а политическими соображениями. Он стремился преградить путь Красной Армии на Балканы, не допустить здесь роста демократических движений, укрепить позиции Англии в Средиземном море, сохранить ее господство на Ближнем Востоке.
«Всякий раз, когда премьер-министр настаивал на вторжении через Балканы, — говорил Ф. Рузвельт своему сыну Эллиоту, — всем присутствующим было совершенно ясно, чего он хочет. Он хочет врезаться клином в Центральную Европу, чтобы не пустить Красную Армию в Австрию и Румынию и даже, если
