– В конце концов поедет, но другим маршрутом. Он возвращается в Дамаск через Пальмиру, город-оазис примерно в ста километрах южнее нас.
Свиттерс с явной неохотой выпустил ее руку. Плоть сестры Домино была столь же чиста и столь же для него запретна, как Сюзина, и оттого кружила голову и приводила в смятение.
– Хм-м… Ну что ж. Ага. Какое у нас сегодня число? Что-то около первого июня, так? Я вам вот что скажу. Заключим-ка мы сделку. Осенью мне надо смотаться в Перу, повидаться с одним типом насчет одного табу. Но до осени я останусь. Как вам такой вариант? Я прогощу у вас до конца сентября, если, конечно, моя бабушка пребудет в добром здравии, и за эти – сколько там получается? – за эти четыре месяца я сделаю для вас все, что смогу, – хотя насчет Фанни ничего не обещаю. Я остаюсь – но есть парочка условий.
Домино сощурилась, напряглась; щеки ее превратились в что-то вроде игрушечных иглу для механических куколок-эскимосов. Она, верно, решила, что Свиттерс потребует показать ему секретный документ кардинала Тири. Свиттерс знал, что именно об этом монахиня и подумала, и поневоле Улыбнулся. Если эта пыльная ветхая бумаженция и впрямь – Змий в их Райском Саду, так он, вне всякого сомнения, и сам со временем всплывет. А если нет, так он, Свиттерс, плевать хотел. Ему другое надо.
– Во-первых, я хочу познакомиться с Красавицей-под-Маской.
– Mais oui.[188] Конечно, вы с ней познакомитесь. Это само собой разумеется.
– А также я хочу, чтобы сестра Пиппи сделала для меня еще одни ходули. Покороче. И чтобы подножки – это важно, так что слушайте внимательно, – чтобы подножки располагались ровно в двух дюймах от земли.
Бобби Кейс сказал, это ж просто умора. Просто умора! Свиттерс, гроза Ирака, бесстрашный герой, погибель «консервной фабрики», фонтанирующий поэзией вольнодумец, скептически поднимающий брови даже на предмет клуба К.О.З.Н.И.; Свиттерс, оперативник из оперативников и некогда стойкий поборник эротических прав и свобод молодежи, ныне вкалывает на подсобных работах в монастыре, оказывая мирские клерикальные услуги гурьбе увядающих монахинь! Умора, да и только.
Но когда Бобби узнал, что монахинь не так давно отлучили от Церкви, что живут они отшельницами в частном оазисе посреди сирийской пустыни и подчиняются аббатисе, которая в 1943 году позировала для матиссовой ню, украшающей Маэстрину гостиную, он вынужден был признать, что ситуация и впрямь отдает романом – есть в ней некоторое своеобразие. Но все равно забавно. Бобби не мог не посмеяться всласть, хотя теперь Свиттерс вынужден был отказаться от задания в Косово, что ему уже собирался предложить Одубон По. И уж конечно, Бобби живот бы со смеху надорвал, кабы, подобно кукушкам в ивах, наблюдал с высоты, как Свиттерс прыгает и скачет по территории монастыря на своих ходулях-недоростках.
Очень скоро новые ходули были готовы и, по просьбе заказчика, вышли не то чтобы длинными. Его подошвы – гладкие и розовые, как у младенца, – зависали над землей на едва различимой высоте двух дюймов (ни сантиметром больше, ни сантиметром меньше), и с этого скромного возвышения он озирал земные и астральные пределы, изучал заурядное и уникальное – так, словно вращался в одном ритме с осью, поворачивающей Колесо Мироздания. И какое такое понимание космических сущностей давала двухдюймовая перспектива? Единственное преимущество, насколько сам Свиттерс мог судить, – возможно, только потому, что он неуклюже топал, а не парил мистическим образом в воздухе, – состояло в том, что из «ходячей» ложи мир воспринимался чуть менее всерьез. Безусловно, есть вероятность, что именно в этом мастерский план и заключался. А также план Сегодня Суть Завтра. Похожая мысль приходила ему в голову даже в его «Invacare 9000 XT». Как бы то ни было, на просветленное существо он со всей определенностью походил мало – когда, нескладный, неуклюжий, на негнущихся ногах, расхаживал по тенистым тропам оазиса. Так передвигалась бы мебель, если бы умела ходить. Или жук-палочник, путешествуя вверх по ветке.
И не то чтобы ему скорости недоставало. Поупражнявшись неделю или дней десять, Свиттерс на ходулях обогнал бы любую из монахинь в состязании по ходьбе. Более того, его движения были абсолютно свободны от напряженной неестественности, скованности и претендующей на жалость мешкотности, что порой подмечаешь у инвалидов. Напротив, Свиттерс бегал на ходулях с самозабвенным энтузиазмом – так радовался он избавлению от инвалидного кресла с его болезненными ассоциациями. И все же было в нем нечто комичное – ни дать ни взять ворона, что неуверенно, едва ли не ощупью, ковыляет через решетку мостовой, или мальчишка, вырядившийся в материнские туфли на «шпильках» (на самом деле Домино даже недоумевала, с какой бы стати ему просто-напросто не носить сабо на высокой деревянной подошве; но Свиттерс объяснил, что его выживание напрямую зависит от наличия воздушной прослойки, – кислорода, азота, аргона плюс примеси гелия, водорода, озона, криптона, ксенона, неона, окиси углерода и метана – между его подошвами и землею), и сестры так и не научились глядеть на него без смеха. Бобби, к добру или к худу, был лишен возможности понаблюдать за этим зрелищем; но, как уже отмечалось, вся эта сирийская катавасия немало его забавляла, включая, – как только его посвятили в подробности, – проблемку с сестрой Фанни. Однако даже потешаясь, он надавал-таки Свиттерсу искренних и аргументированных советов. Его электронное письмо содержало в себе следующее:
› Уж хватит у тебя мужества признать это или нет, друган, да
› только падок ты до невинности, как плесень до земляники.
› Но то, что эта ирландская малышка с четками – технически
› девственница, вовсе не означает, что она при этом чиста как
› свежевыпавший снег. Судя по тому, что ты рассказываешь,
› любая девочка-служаночка из Патпонга по части невинности
› эту твою Фанни далеко обставит, будь она хоть сто раз цел-
› кой и прочти хоть миллион раз эти свои треклятые «Радуйся,
› Дева!». Это ни разу не значит, что тебе по этому поводу нуж-
› но от нее отказаться, но я проявил бы нерадивость, если бы
› не указал на сей факт.
А мне, например, кажется, что на самом деле тебе нуж-
› на другая, та, что постарше (нет, по обычным нашим стан-
› дартам для нас и Фанни – Мафусаилова старшая дочка), и
› должен признаться, что оно и трогательно, и досадно одно-
› временно – вроде как когда моя милейшая тетушка из-под
› Хондо пекла мне, бывалоча, печенья, да только все они были
› в форме божьих коровок и раскрашены под стать, так что я
› эти треклятые штуки мог жрать только в гордом одиночестве,
› в овощном погребе или за гаражом. Ну, может, аналогия и
› не слишком удачная. Но ты слушай, что капитан Кейс гово-
› рит; в конце концов, он твой капитан или где? – если ты в са-
› мом деле неровно дышишь к той, что постарше, ну, с имеч-
› ком, от которого не захочешь, а вспомнишь Антуана, в ши-
› роких кругах известного как «Фэтс», – который исполнял
› «Блуберри-Хилл» ну до того офигенно потрясно и неподра-
› жаемо, что за последние лет пятьдесят ни у одного певца яиц
› не достало к этому хиту подступиться, – ты смотри, от Фанни
› лапы прочь, и не важно, сколь мило и кротко Домино тебе
› разрешает ее оттрахать либо клянется и божится, что это -
› самое оно, то, что доктор прописал. Потому что как только
› ты поимеешь Фанни, все твои шансы закрутить роман с До-
› мино тут же и вылетят в окошко, точно голубь, только что за-
› метивший: а гриль-то включен.
› Объективно говоря, та, что постарше, тебе вроде бы и
› подходит больше (сорок шесть, говоришь? Ты меня не иначе
› как разыгрываешь? Господи милосердный, это ж надо!) – по
› той простой причине, что ОСЛОЖНЕНИЙ скорее всего не
› возникнет, – осложнений, что помешали бы твоей вылазке в
