еще не могла решить, нравится ей этот город или нет. А может, ей не удавалось прочувствовать суть раскинувшегося города, в котором каждый район имел свой характер, архитектуру и никогда не показывал истинного лица случайному незнакомцу. В новых и старых городах Корнелия одинаково страдала от недостатка любознательности, ей и в голову не приходило убить время туристическими прогулками или терапевтическим шопингом.
Корнелия вышла из «Google» и уставилась на синий экран в зеленой полупрозрачной рамке iMac. Затем, повинуясь внезапному импульсу, она снова кликнула окно просмотра и набрала адрес альтернативного чата и форума для взрослых, который часто посещала раньше. Загрузилась знакомая картинка, вначале раздробленные осколки, которые прекратились в блондинку, смахивающую на Николь Кидман, в кожаном ошейнике и с хлыстом. Корнелия напечатала свой ник — Ангел Смерти — ввела пароль из четырех букв и вошла в чат. [2]
Она посмотрела на электронные часы в правом верхнем углу экрана iMac. До выхода на связь оставалось чуть больше часа.
Глава 2 Я спрашивал ее, как обычно делаем мы все, о других мужчинах.
Я уже знал о тех, с кем она встречалась до своего теперешнего мужа. Хотя что я говорю? Своего единственного мужа. Всего трое, скромная цифра. Я проходил под номером пять. Или понятие «мужья» умножает нас на два?
Но я, конечно, выспрашивал ее и о соблазнах, страстных влюбленностях, влечении, даже если после этого не случалось ничего похожего на секс.
— Ну да, — она замешкалась, с ложной скромностью опустив глаза, — был один человек в Уэльсе. Он был немножко похож на тебя. Такой вот страстный брюнет. Я просто видела, что он уставился на меня — через весь зал — странным, настойчивым взглядом. В этом зале проходили чтения. В прошлом году, в октябре. На книжной ярмарке в Уэльсе.
— Правда?
— Так и есть. Смотришь в чьи-то глаза и понимаешь, что что-то может случиться, что проскочит искра. И думаешь, а каково будет трахнуть его, а как он трахнет тебя… Но мы даже никогда не разговаривали.
— О… — странным образом я одновременно разочаровался и успокоился. — А кто еще?
— Ну… — она снова избегала смотреть мне в глаза.
— Ну давай, — настаивал я.
— Басист из «Грант Ли Буффало», — на одном дыхании выпалила она. — Это было на их выступлении, в последнюю неделю IСA. [3] Я стояла в первых рядах, а он был на сцене. И наши глаза встретились. Господи Иисусе, он мог поиметь меня прямо там. Это было безумием. Я чувствовала себя шлюхой. Мне показалось, что Кристофер догадался, потому что он хотел, чтобы мы уехали до завершения концерта, не оставались слушать выступление на бис. Ему теперь не слишком нравятся музыкальные тусовки, думаю, что он уже из этого вырос.
Я улыбнулся. На следующий день я просмотрел список американских музыкантов (и посмотрел на его рожу — грубый ремесленник с налетом интеллектуальности) в одном журнале.
— Так это была музыка?
— Нет, это был только он, его глаза, они как будто прорезали меня насквозь, я клянусь. Он был ужасно худым, даже костлявым, совсем не в моем вкусе. Но я знала, и думаю, что он тоже знал, что в тот вечер в воздухе были какие-то флюиды. И мой муж каким-то образом это почуял, потому что под конец концерта он тоже вел себя странно, был раздражен, может быть, напуган.
Честно говоря, я не понял, какого черта она в нем нашла. Слишком американский, слишком рок-н-ролльный. Элемент опасности? Соблазн запретного плода? Но тогда еще удивительнее, почему она связалась со мной. Как можно сравнить меня с рок-музыкантом в узких кожаных брючках, с харизматической внешностью?
Удастся ли мне когда-нибудь понять женщин?
Даже если я спал с ними… Как вуайерист разглядывал их в моменты наших передышек, когда они спали рядом со мной в запретных гостиничных постелях — ведь именно в них все и происходило. В их мягком дыхании я видел начало конца, нашего разрыва или их предательства.
Это лето прошло под знаком «Грант Ли Буффало». После нашего расставания я открыл для себя группу «Каунтинг Кроуз» и с болью осознал, что больше не смогу поставить ей эту музыку и никогда не буду шептать на ухо строчки из той пары песен с диска, от которых мое сердце обливалось кровью. Потом, гораздо позднее, я случайно познакомился с Мэтью Райаном. И с другими. Певцами, группами, музыкантами. Забавно, как рок-музыка поставила акценты на основные события моего пути, отметила женщин, с мнимой безмятежностью путешествовавших по неровному пейзажу. Пейзажу под названием моя жизнь.
Вот такая была она — К., с взъерошенными волосами, фарфоровой кожей, смиренной яростью. Я купил для нее диск Леонарда Коэна и подготовил на кассетах целую коллекцию сборников, чтобы она могла слушать эти песни в плеере по дороге на работу, в офис, расположенный рядом с Гугл стрит.
«Была» — очень действенное слово.
Лето, которое длилось до ранней зимы. Похоть уступила место любви, а затем отчаянию, и объятия становились сильней, а ебля приобрела ауру насилия, и я осознавал, что мои дни с ней сочтены. Это уже чувствовалось: в ее голосе, в ее глазах, в нежном изгибе ее губ. Она уходила прочь от страсти, ее холодное-прехолодное сердце отстранялось от более серьезных отношений, чем потные соития на полу офиса или в запретных номерах гостиниц, снятых в обеденный перерыв. Такие вещи нельзя не почувствовать, ведь правда? И ты включаешь свою ярость, ты сильнее сжимаешь ее запястья, когда держишь ее и протискиваешься в нее, а она вяло замечает, что ты делаешь ей больно. Однажды ночью ты вытаскиваешь ремень, из своих черных брюк и связываешь ей руки, делаешь ее беспомощной. Иона не протестует. Позволяет тебе это делать. Ты идешь еще дальше. Приказываешь ей закрыть глаза и оборачиваешь ее хрупкую шею ремнем из темно-коричневой кожи. Словно ошейником для слуги. Ставишь ее на локти и колени и неистово берешь сзади, с наслаждением наблюдая, как твой набухший темный член проламывает ее отверстия и беспощадно вторгается в ее влажную интимность, и все это время держишь ее за ремень и жестко оттягиваешь его, так, чтобы ее голова все время находилась в вертикальном положении. Вы продолжаете трахаться, и с каждым разом ты острее чувствуешь, что она отстраняется все дальше и дальше. Но она молча продолжает потакать твоим извращенным прихотям.
Она приходит, снова и снова, чтобы оказать тебе услугу, с мягким стоном, глубоким вздохом, мучает тебя, ты представляешь, как в такой же позе ее берет другой мужчина, может быть, даже тот басист из «Грант Ли Буффало». Ты берешь кусок черного шелка, чтобы прикрыть ей глаза и театрально разложить ее на покрывале кровати, раскинуть ей ноги, чтобы она зияла непристойностью, а потом вводишь его в комнату и поясняешь, что он может делать с ней все, что ему заблагорассудится. И ты смотришь. Конечно, у него больше, длиннее и толще, чем у тебя, и он проводит по ее губам, касается своим хуем изгибов ее пизды и протискивается вовнутрь, и каждое его поступательное движение сотрясает все ее белое тело, он продолжает накачивать ее, оставляя на ее коже набухшие кровоподтеки, навсегда оставляя на ее теле свои отметины. Господи, почему он так долго остается твердым и никогда не устает?! На ее спине сверкает пот, и от его яростных ударов ее груди слегка колышутся, и животные звуки рождаются в самой ее глубине, звуки, которых я никогда не слышан раньше. Или, по крайней мере, она стонала так не со мной.
Ах, не отвратительно ли мое воображение?
Или же, если бы я действительно поделился ей с другим мужчиной, поддавшись своему развратному безумию, может, тогда она не вернулась бы к своему молчаливому Кристоферу, к своему мужу? Может быть, это было именно тем, чего она действительно желала?
Спустя пару лет группа «Грант Ли Буффало» не достигла большого коммерческого успеха
