— Конечно, нет, — с готовностью согласился я. Я слышал, что главное — это соглашаться с ними, чтобы успокоить. Жаль, что я не помню, что еще надо при этом делать. — Давайте я налью вам…
— Она кончится в следующем месяце!
Наверное, мои мысли ясно читались у меня на лице, потому что Штрассмер поспешно добавил:
— Нет, я не сошел с ума, герр Корд. Я никому не сказал бы этого, кроме вас. Только так я могу отблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь. Я знаю, как это важно для вашего бизнеса.
— Но… но как…
— Больше я ничего не могу сказать, — перебил он меня. — Просто поверьте мне. Уже через месяц Япония падет!
Он развернулся и почти выбежал за дверь.
Секунду я смотрел ему вслед, а потом подошел к раковине и ополоснул лицо холодной водой. Я почувствовал себя еще более сумасшедшим, чем он, потому что готов был верить ему. Но почему? Это казалось бессмыслицей. Да, мы начали оттеснять япошек, но они все еще удерживали Малайю и Гонконг, и если учесть их философию камикадзе, окончание войны в течение месяца было бы просто чудом.
Я продолжал размышлять об этом, когда мы с Морриси сели в поезд.
— Знаешь, кого я там встретил? — спросил я. — Отто Штрассмера.
Он облегченно улыбнулся: наверное, ожидал выволочки за то, что не сказал мне о летчике- испытателе.
— Он славный тип, — сказал он. — Как у него дела?
— Вроде нормально, — ответил я. — Возвращается в Нью-Йорк. Кстати, ты не слышал, над чем он работал?
— Кое-что. Один знакомый рассказывал — он некоторое время работал с ними. Он знал только то, что это называлось «Манхэттенский проект» и как-то связано с Эйнштейном.
Я озадаченно нахмурился.
— Чем Штрассмер может быть полезен Эйнштейну?
Морриси снова улыбнулся.
— Но ведь это Штрассмер изобрел пластиковую бутылку для пива, которая оказалась прочнее металлической.
— Ну и что?
— Может, профессору понадобилась пластиковая емкость, чтобы держать там свои атомы, — засмеялся Морриси.
Меня словно током ударило. Контейнер для атомов, энергия, помещенная в бутылку! Стоит открыть пробку — и он взорвется. Старик был в своем уме и знал, о чем говорил. Это я был не в своем уме.
Штрассмер и его друзья приехали в пустыню, сделали такую штуку и теперь едут по домам. Что это была за штука и как они ее сделали, я не знал и знать не хотел. Главное, что это случилось.
Было создано чудо, которое покончит с войной.
2
Я сошел с поезда в Рено, а Морриси отправился дальше, в Лос-Анджелес. Вызывать Робера с лимузином не было времени, и я доехал до завода на такси. За время войны он заметно вырос. Я вышел из машины, расплатился с шофером и взглянул на знакомое старое здание. Оно казалось обшарпанным и старомодным по сравнению с новыми строениями. Почему-то я так и не заставил себя из него переехать. Я бросил сигарету в пыль и, затоптав окурок, вошел в здание.
Запах остался тем же, как и шепот, срывавшийся с губ рабочих, когда я проходил мимо. «Эль ихо», «сын». Прошло уже двадцать лет, большинство из них не работали здесь, когда умер мой отец, и все-таки они называли меня так. Даже те, кто был в два раза моложе меня.
В офисе все тоже было прежним. Массивный стол и обитые кожей кресла, слегка потрескавшиеся от времени. Секретаря на месте не оказалось. Я не удивился: меня не ждали.
Я сел за стол и нажал кнопку, которая соединила меня с Макалистером, сидевшим в новом здании. Из селектора раздался его удивленный голос:
— Джонас? Откуда ты взялся?
— С военно-воздушной базы, — ответил я. — Мы только что доставили туда новый самолет.
— Хорошо. Им довольны?
— Наверное, — сказал я, — но мне не доверили на нем летать. — Я нагнулся и достал бутылку бурбона, поставив ее перед собой на стол. — Как обстоит дело с контрактами, которые будут расторгнуты из-за того, что война кончится завтра?
— Ты имеешь в виду контракты на взрывчатые вещества?
— Я имею в виду все компании, — сказал я, помня о том, что он хранил копии всех контрактов, которые мы когда-либо заключали.
— Это сразу не выяснить. Я поручу кому-нибудь заняться этим вопросом.
— В час уложишься?
Он секунду колебался, а потом в его голосе зазвучали странные нотки.
— Ладно, если это так важно.
— Да, важно.
— Ты что-то узнал?
— Нет, — честно признался я. В самом деле, я ничего не знал наверняка. Это была только догадка. — Я просто хочу знать.
Закончив разговор, я плеснул бурбона в стакан и, взглянув на портрет отца, приветственно поднял его и осушил одним глотком.
— Ты не очень-то гостеприимен, — сказал Мак, глядя на бутылку бурбона на столе. — Как насчет выпить?
Я удивленно взглянул на него. Он никогда не был любителем выпить. Тем более в рабочее время. Я подвинул к нему бутылку и стакан.
— Угощайся.
Он налил немного и выпил, а потом откашлялся. Я выжидающе смотрел на него.
— Есть один послевоенный план, который я хотел с тобой обсудить, — сказал он смущенно.
— Говори.
— Я о себе, — неуверенно сказал он. — Видишь ли, я уже немолод. Хочу уйти на покой.
— На покой? — я не поверил своим ушам. — Какого черта? Чем ты будешь заниматься?
Мак смущенно покраснел.
— Я всю жизнь много работал, — сказал он. — У меня два сына, дочь и пять внуков, троих из которых я даже не видел. Мы с женой хотели бы побыть с ними, пока не поздно.
Я рассмеялся:
— Ты говоришь так, словно можешь вот-вот отдать концы. Ты же еще молод!
— Мне шестьдесят три. Я работаю с тобой уже двадцать лет.
Двадцать лет! Куда они ушли? Военные врачи были правы. Я тоже уже не мальчик.
— Нам будет тебя не хватать, — искренне сказал я. — Не знаю, как мы справимся.
Это была правда. Мак был единственным человеком, на которого я мог по-настоящему положиться.
— Справишься. Теперь у нас работает около сорока юристов, и каждый специализируется в своей области. Ты ведь больше не один человек, а большая компания. И тебе нужна целая юридическая машина.
— Ну и что? — возразил я. — Когда у тебя неприятности, машине не позвонишь посреди ночи.
— Этой машине — можно. Она рассчитана на все случаи жизни.
— Но чем ты будешь заниматься? Не может быть, чтобы тебя устроила роль счастливого деда! Чем
