прошел вглубь ангара.
– Выкатывайте, – крикнул я механикам, которые стояли возле самолета.
Моррис, генерал и его помощники покинули ангар. Когда я вышел наружу, то увидел, что Моррис и помощники окружили генерала, и только Форрестер стоял в отдалении и разговаривал с какой-то молодой женщиной. Я бросил быстрый взгляд на нее: стройная, горящие глаза, чувственный рот.
Направляясь за самолетом на рулежную дорожку, я услышал, как меня кто-то догоняет, и обернулся. Это был Моррис.
– Вам не стоит так разговаривать с генералом.
Я улыбнулся.
– С этим старым ублюдком по-другому разговаривать нельзя. Вокруг него слишком много соглашателей.
– Все верно, но едва ли в таком случае вы продадите ему самолет. Я знаю, что Куртисс продает свои самолеты по сто пятьдесят тысяч, а наш, как минимум, будет стоить двести двадцать пять тысяч.
– Ну и что? Как ни крути, а существует некоторая разница между куриным пометом и куриным салатом. Ты не можешь купить «кадиллак» за ту же цену, что и «форд».
Моррис некоторое время смотрел на меня, потом пожал плечами.
– Что ж, дело ваше, Джонас.
Он пошел назад к генералу, а я смотрел ему вслед. Возможно, он великий инженер-конструктор, но ему не хватает спокойствия, чтобы быть хорошим торговцем. Я повернулся к механику.
– Готово?
– Готово, если готовы вы, мистер Корд.
– Отлично, – сказал я и начал забираться в кабину. В этот момент кто-то тронул меня за ногу.
– Не возражаете, если я полечу с вами? – спросил подполковник.
– Вовсе нет. Забирайтесь.
– Спасибо. Между прочим, я не знаю вашего имени.
– Джонас Корд.
– Роджер Форрестер, – ответил подполковник, протягивая руку.
Конечно же, я должен был догадаться сразу, как только услышал его имя. Роджер Форрестер был одним из асов ВВС, на счету которого было двадцать два сбитых немецких самолета. Когда я был ребенком, он был моим кумиром.
– Много слышал о вас, – сказал я.
– А я о вас немного меньше, – улыбнулся Форрестер.
Мы рассмеялись, и я почувствовал себя лучше. Протянув подполковнику руку, я помог ему забраться на крыло. Заглянув в кабину, он спросил:
– Парашютов нет?
– Никогда не беру с собой парашют. Это символ неуверенности. – Форрестер рассмеялся. – Но если хотите, для вас захвачу один.
– Да черт с ним.
Пролетев тридцать миль над поверхностью океана, я принялся выполнять обычные фигуры пилотажа, а также такие фигуры, на которые был способен только наш самолет. Форрестер даже бровью не повел.
Для демонстрации возможностей машины я направил ее вертикально в небо, на высоте четырнадцать тысяч футов она зависла в небе, как бабочка, трепыхающаяся на кончике иглы. Затем я бросил машину в штопор, и стрелка указателя скорости приблизилась к отметке пятьсот. Когда мы спустились до тысячи четырехсот футов, я отпустил штурвал и похлопал Форрестера по плечу.
Он так резко обернулся, что чуть не свихнул шею. Я засмеялся.
– Машина полностью ваша! – крикнул я.
На высоте восемьсот футов машина начала вращаться, на высоте шестьсот Форрестер вывел ее из штопора.
Я почувствовал, как она задрожала, со стороны крыльев раздался пронзительный вой. Меня вдавило в кресло, я задыхался, перед глазами поплыли круги. Внезапно стало легче, самолет начал подъем.
Форрестер обернулся ко мне.
– Я успокоился только тогда, когда мы вышли из этого пике, – прокричал он, улыбаясь. – А вы были уверены, что крылья не отлетят?
– Да как сказать... но приятно ощущать, что все обошлось.
Он засмеялся и склонился над приборной доской.
– Чудо самолет! Вы были абсолютно правы, когда заявили, что он обязательно полетит.
– Скажите это не мне, а тому старому дураку, который остался на земле.
Легкая тень омрачила лицо Форрестера.
– Попробую, но не уверен, что он мне поверит. Постарайтесь сами убедить его. – Он поднял руки. –
