– Норман говорит, что главную роль в этом фильме играет новая звезда – Невада Смит. Он считает его величайшим актером.
– Как, вы сказали, его имя? – Рине показалось, что она ослышалась.
– Невада Смит, – повторил банкир. – Странное имя, но у этих актеров всегда странные имена.
– Хорошо, я пойду, – быстро согласилась она.
Рина вспомнила, как пришла в кинотеатр, заполненный сиянием сверкающих ламп, холеными мужчинами и женщинами в драгоценностях. Казалось, сама атмосфера зала была пропитана волшебной магией экрана.
В конце фильма была такая сцена, когда шериф, сидя один в комнате, достал револьвер и поклялся больше никогда не прикасаться к нему. Лицо шерифа было показано крупным планом, настолько крупным, что Рина даже различила поры на его лице, почувствовала его теплое дыхание. Он поднял револьвер и посмотрел на него. Рина почувствовала, как он устал, увидела мучительно сжатые губы, квадратную челюсть, индейские скулы. Но больше всего ее поразили его глаза. Это были глаза человека, который видел смерть, и не однажды, а много раз. Глаза человека, осознавшего тщетность своих надежд, познавшего боль и печаль.
Шериф медленно вышел наружу и остановился. Яркое солнце освещало его лицо. Защищаясь от его палящих лучей, он надвинул на глаза шляпу и пошел по пустынной улице. Из-за занавесок за ним наблюдали жители, но он, не обращая внимания на их взгляды, решительно шел по улице. Рубашка намокла от пота, линялые в заплатах джинсы обтягивали худые, слегка искривленные ноги. На груди сверкала звезда.
На убийце была шикарная одежда и ярко начищенные сапоги. В глазах его сверкали ненависть и желание убить, рука, словно гремучая змея, застыла на кобуре. Они посмотрели друг другу в лицо. В глазах убийцы отражалась радость схватки, а глаза шерифа были полны печали.
Убийца первым рванул револьвер, но в мгновение ока в руке шерифа появилось оружие и раздался выстрел. Убийца рухнул на спину, револьвер вылетел из его руки, его тело дважды содрогнулось, и он затих.
Шериф постоял немного и медленно опустил револьвер в кобуру. Повернувшись спиной к мертвецу, он пошел по улице. Из домов начали выскакивать люди. Но шериф продолжал идти, не обращая на них внимания.
На крыльцо вышла девушка. Глаза ее были полны слез. Шериф остановился перед ней. Затем посмотрел вокруг потухшим взглядом. Внезапно на его лице появилось презрительное выражение. Он испытывал чувство отвращения и к девушке и ко всем жителям городка, которые требовали одного – жертв. Рука его потянулась к рубашке и, рванув шерифскую звезду, швырнула ее в пыль под ноги девушке. Затем он повернулся и пошел.
Девушка в оцепенении посмотрела на звезду, потом на удаляющуюся спину шерифа. Она было рванулась за ним, но остановилась. Шериф вскочил в седло и, покачиваясь, поскакал прочь от этой жизни к свободе и яркому солнцу. Экран потух.
В полной тишине зажегся свет. Рина повернулась к банкиру, который восторженно улыбнулся, прокашлялся и сказал:
– Первый раз кино так подействовало на меня.
– Как ни странно, на меня тоже, – хрипло сказала Рина, чувствуя подступивший к горлу ком.
Банкир взял ее за руку.
– Здесь Берни Норман, я хочу пойти поздравить его.
Они протиснулись через восторженную толпу. Норман оказался грузным человеком с толстыми щеками, глаза его радостно светились.
– Ну как вам этот парень, Невада Смит? – спросил он. – Вы видели когда-нибудь что-либо подобное? И после этого вы хотите, чтобы я снимал Тома Микса?
Банкир рассмеялся, и Рина с удивлением посмотрела на него, так как смеялся он довольно редко.
– Том Микс? – хихикнул он. – А кто это?
Норман похлопал банкира по плечу и радостно воскликнул:
– Этот фильм принесет чистых два миллиона. Я немедленно приступаю к съемкам нового фильма с Невадой Смитом в главной роли.
Лимузин свернул к подножию холма, проехал через железные ворота со знакомыми инициалами и стал подниматься по узкой дороге к вершине. Рина посмотрела в окно и увидела громадный дом, белая крыша которого казалась кроваво-красной в лучах заходящего солнца.
Она испытывала какое-то странное чувство. Что она делает здесь? Это не тот Невада, которого она знала. Внезапно она открыла сумочку и стала рыться в ней, разыскивая телеграмму от Невады. Только прочитав ее, она успокоилась.
Она вспомнила, как месяц назад послала ему телеграмму из Швейцарии. Она не имела от него известий уже три года, три года, в течение которых она пыталась убежать сама от себя. Первые полгода она провела в Бостоне, потом заскучала и отправилась в Нью-Йорк, а затем в Лондон, Париж, Мадрид, Константинополь, Берлин. Там были вечеринки, романы, страстные мужчины, обворожительные женщины. Но чем дальше пыталась сна убежать, тем сильнее становились страх и одиночество.
И наконец наступило то утро в Цюрихе, когда она проснулась от лучей солнца, бьющих прямо в глаза. Она лежала на кровати, совершенно голая, накрытая белой простыней. Во рту было до того сухо, что, казалось, она не пила несколько месяцев. Она протянула руку к графину, стоящему на ночном столике, и, не найдя его, наконец сообразила, что находится не в своей комнате.
Комната, обставленная дорогой европейской мебелью, была ей совершенно не знакома. Рина огляделась в поисках ночной рубашки и обнаружила, что ее одежды нет. Где же, интересно, она находится? На столике лежали сигареты и спички, и она закурила. В этот момент открылась дверь.
В комнату вошла привлекательная темноволосая женщина и остановилась, увидев Рину сидящей в
