Подвластны ей тайные силы природы, все всплески воды и все блики огня —
Известны ей все имена и породы любого создания ночи и дня.
И к ней на поляну слетаются птицы, их хлопанье крыльев звучит в тишине —
Их перья горят в бликах темной зарницы и серебрятся при яркой луне.
Ведунья их спросит о мире подлунном, и птицы расскажут ей тайны людей —
И в гомоне птичьем, крикливом и шумном, все страшные беды откроются ей.
И птиц отпустив, Ведунья печально посмотрит вдаль звездную, чтоб разгадать
Загадку души… Почему изначально природу людей не дано ей понять?...
Она покачает седой головою, по тайной тропе снова в чащу уйдет —
Все тайные знания древних с собою из мира людей навсегда унесет…
Обычный день, в метро так людно, поток скользит в подземный мир,
Где тусклый свет и воздух скудный едва текут, лишаясь сил…
Подземный ветер навевает сонливую тугую лень
И люстры на цепях качает, гоня причудливую тень.
В толпе спешащей серо-пестрой не разобрать ни лиц, ни глаз —
То поглотил подземный остров их жизни на ближайший час.
Здесь нету времени, нет солнца, таят тоннели блики лиц..
На крик не эхо отзовется… И мрак пугает тьмой глазниц…
Пред самым входом, возле двери, стоит с букетами цветов
В нелепом бархатном берете старушка, как из детских снов —
В шотландской шали поверх кофты и в синей юбке шерстяной,
Какие в сказках носят гномы, когда играют под луной…
Чулки с полоской бело-синей, и туфли, словно башмаки…
На волосах сребристый иней, а руки… быстры и легки.
Цветы живут в ее ладонях, благоухают и манят…
С ней рядом каждый хочет вспомнить то, что когда-то потерял…
И лица хмурые и злые вдруг озаряются теплом —
То искорки незримой силой развеяли печальный сон.
Толпа в метро течет, меняясь, вдыхая радугу… Как вдруг,
Какой-то пьяница, толкаясь, букетик выхватил из рук —
И на пол кинул, смяв от злости… Старушка ахнула, а он
Ее ведерко тоже бросил топча цветы… Раздался стон —
Старушка, стоя на коленях, пыталась грязные цветы
Собрать, но нету сожаленья в потоке общей суеты.
Исчезло обаянье чуда, исчез волшебный аромат —
И снова сумрачные люди к делам бесчисленным спешат.
Старушка плакала от горя, и пьяный хулиган ушел —
Вдруг девушка толпу народа покинула, услышав стон:
«Нет, не могу я к ним привыкнуть… Какие черствые сердца…
Пусть суждено столетьям минуть, но тьме в их душах нет конца…
Для них, для них… но все напрасно — ведь даже свет лучей Эльнир
Не смог согреть сердец несчастных… Напрасно…
Гибнет этот мир!»
Из стонов горестных и вздохов с трудом лишь было разобрать
Суть жалоб горько-непритворных — и девушке пришлось сказать:
«О чем вы, бабушка? Не плачьте, цветы сейчас я соберу…
Вы успокойтесь и вставайте… Как жаль… Ведь будто на ветру
Трепещут бархатные листья, а шелковые лепестки
Вздыхают ароматом чистым… Они так ласковы, легки…
Как вас зовут? И вы откуда? Ведь прежде не было вас здесь,
Но вот цветы — какое чудо… Как будто радостная весть…»
Старушка молча изучала лицо, серьезные глаза —
Потом задумчиво сказала, решая, можно, иль нельзя:
«Я расскажу тебе, но позже… Ты можешь звать меня, Лоэль…
Чудное имя? Но быть может, привыкнешь… Странно, но поверь —
Ведь я давно тебя искала, но встречи этой не ждала,
Надеяться уж перестала, но вот… ты все-таки пришла….»
«Лоэль… Немного непривычно, но так красиво… А меня
Зовут совсем уже обычно — Мария… Я не поняла,
Но разве вы меня искали? Ведь вы стоите просто так —
Букеты только продавали, когда явился тот дурак…»
Старушка горько улыбнулась, в глаза Марии поглядев,
И липкий сон подземных улиц дыханьем свежим просветлел:
«Мария… Ты еще не знаешь, как незаметно тень и свет
В сердцах людей переплетаясь, ведут их… Словно звездный след
Начертит им пути земные, что паутиной без конца
К себе манят сердца людские — и каждый выбирает сам…
А мне дано увидеть больше — мне души ведомы людей,
Я вижу, кто погибнуть может, идя на лживый свет огней…
Я вижу тех, в ком светом чистым пылает истины костер,
И тьма не может бликом быстрым затмить божественный узор…
А ты чиста, и добрым сердцем вселяешь радость в души тех,
Кому так тяжело согреться среди холодных, горьких лет.
Ты видишь то, что неподвластно иным, и чувствуешь душой
Тончайший мир, не видный глазу, укрытый дымкой золотой…
Пойдем, я покажу картины, где вечно юный свет зари
И сцены призрачного мира веками полотно хранит…
Мария пристально вгляделась в ее лицо — неясный блик
Вдруг озарил глаза Лоэли и в сердце девушки проник —
Она увидела долину, где золотые облака
Под небом розовато-синим клубились… Пенная река
Несла их свет к заре далекой, а легкий, тихий перезвон
Летел и вился лентой тонкой над зеленью высоких крон…
И словно полог приоткрылся — средь облаков в тумане сна
Чудесный свет огнем пролился: взошла эльфийская звезда!
…Мария не могла очнуться, стояла молча и ждала,
Что те волшебные минуты вернутся… Серая толпа
Все прибывала и теснила — обрывки криков, наконец,
Развеяли мечты Марии, прекрасный мир вдали исчез…
«Что это было? Невозможно… Щемящее-сладкий, дивный плен,
Что душу так светло тревожит?» — «Ты видела Нэльдэриэн…
Пойдем, ты вновь его увидишь и призрачный узнаешь мир,
Обитель вечно юной жизни — и для тебя взойдет Эльнир!»
…Спустя года Мария Варли открыла людям свет Эльнир —
Ее картины всюду знали, в них вечный отблеск тайны жил…
Ее полотна вдохновляли, влекли в заоблачную даль —
Земные беды и печали скрывались за мечты вуаль…
Дыханье призрачного мира дарило людям красоту,
И юный ветер приносило, роняя искры налету…
