Я тяжело вздохнул, около рта ненадолго повисло облачко пара. Такой же пар обволакивал ноздри жеребца. От дождя гнедой почти почернел, мокрый хвост при каждом шаге прилипал то к правой, то к левой ноге.
– Аиды, ненавижу сырость. Что бы я не отдал за насколько минут солнца и тепла…
Дел не улыбнулась.
– И что бы ты отдал?
– Что? – я нахмурился, не сразу сообразив, о чем она. – А-а. Аиды, я не знаю. Просто так говорят.
– Если тебе действительно так нужно солнце, может быть они вызовут его для тебя.
– Кто? – я проследил за ее жестом. – Он? Ты хочешь сказать, что этот малыш может управлять погодой?
– Я думаю, Кантеада могут все.
– Он люди, Дел… или что-то в этом роде. То, что он смог разогнать зверей, не означает, что он может менять погоду.
– Конечно нет, – объявила Дел необычайно торжественно. – Не больше чем я делаю это яватмой.
Вот и получил.
– Я разбираюсь в яватмах не больше, чем в Кантеада, баска, но мне трудно поверить, что даже магия этих человечков может исправить погоду, – я посмотрел на огромные темные облака, застрявшие на скале слева от нас и постепенно скатывающиеся к краю, чтобы сорваться с обрыва как куски смятого, отливающего жемчугом шелка. – Если бы они это умели, разве не сделали бы? Зачем жить под дождем и в холоде?
– Чтобы не нарушить равновесие, – сообщила Дел пригибаясь, чтобы пройти пол низко нависшей веткой. – Здесь, на Севере, мы считаем, что должно соблюдаться равновесие между теплом и холодом, хорошим и плохим, мужчиной и женщиной. Все это противоположности, но они взаимно важны. Они могут погибнуть друг без друга.
– Ну, не знаю. Иногда я думаю, что мужчинам было бы лучше без женщин.
Губы Дел слегка изогнулись.
– Какое-то время возможно. Но мужчины не живут вечно. Они слишком упрямы, слишком яростны, – она смотрела на меня с наигранной невинностью.
– Что останется после того, как вы поубиваете друг друга? Мир без мужчин и женщин?
– Он останавливается, – вдруг заметил я.
Дел огляделась и кивнула.
– Мы совсем рядом с их каньоном. Сюда, Тигр.
Стволы деревьев стали совсем тонкими, а ветки так перепутались, что я не мог отличить одну от другой. Кору деревьев разукрашивали дождевые потеки, влага собиралась в развилинах и дуплах, пока не начинала переливаться через край. Грязь и листья прилипали к подошвам ботинок. Я шел в полной тишине, сжимая повод жеребца, и надеялся, что дом Кантеада окажется достаточно большим для такого крупного мужчины как я.
И вдруг мы оказались на краю мира. Из деревьев в ничто – полоска земли перед нами была не шире клинка меча, и я балансировал у кромки почти падая, пока Дел не поймала меня за руку и не оттащила назад.
– Я забыла, – сказала она.
– Забыла что? – закричал я, невольно отступив в деревья. – Забыла, что здесь мир кончается, хотя я стоял уже на краю?
Дел вздохнула.
– Не преувеличивай, Тигр.
– Аиды, женщина… если бы я тебя не знал, я бы решил, что ты собираешься от меня избавиться, – я помолчал. – А может я в тебе ошибался. Ты хотела меня убить?
– Вряд ли, – сухо сообщила она, не глядя на меня, а потом добавила с тоскливым восхищением. – Тигр, разве это не прекрасно?
Для нее, несомненно. Дел росла в высокогорьях, предгорьях, высотах и остро изрезанных каньонах. Ее вскормили ветры и дожди.
Но я-то здесь не при чем. Совершенно. Я смотрел в ничто и видел только пустоту, наполненную облаками.
Мир действительно закончился. То, что лежало перед нами, оказалось каньоном, заполненным до краев облаками. Сквозь тяжелые пласты я смутно различал другой край каньона и где-то далеко внизу дно.
Прекрасно ли это? Может быть. Но меня бы больше порадовали несколько солнечных лучей.
– Как, в аиды, мы спустимся?
– Иди за ним, Тигр. Мастер песни ждет нас.
Дел, как всегда, оказалась права. На фоне облаков, на фоне дождя, Кантеада был почти невидим. Он слегка махнул рукой и исчез, но я уловил нить свиста.
– Снова песня следования?
– А ты быстро схватываешь, Южанин.
Я пошел за человечком, сторожась невидимого каньона. Оступиться труда не составило бы – облака наплывали на края, коварно ползли по земле, сливаясь с почвой и небом. Они цеплялись за стволы и землю, заполняли мир и застревали в вершинах деревьев.
– О боги, – прошептала Дел за моей спиной. – Я и забыла, как это прекрасно.
– Баска, он снова пропал.
– Тебя ведет песня следования.
– Мне это не нравится, Дел.
– Тебе ничего не нравится.
Аиды, нет смысла с ней разговаривать. У нее песчаная болезнь. Или нет, облачная болезнь. Диагноз изменился.
Я продолжал идти, ведя жеребца и стараясь не смотреть на хранилище облаков, а они перекатывались, струились, ласкались, тянулись, чтобы потрогать мое лицо. От этого мне хотелось поежиться, но я сдерживался, вспоминая о Дел.
Хотя она бы этого и не увидела, пласты облаков вклинивались между нами.
Мне пришлось признать, что песня следования прекрасно управляла моими движениями. Я шагал по узкому краю каньона как по широкой дороге, словно я знал путь так же хорошо, как знал самого себя. Эта мысль заставила меня задуматься: а знает ли кто-нибудь самого себя? В любом случае, я шел не сам, меня вели. Что может было и к лучшему – когда земля без предупреждения вдруг ушла вниз, я не запаниковал, я даже не задержался. Я спокойно продолжал идти.
– Магия? Так, Дел? – земля продолжала уходить вниз.
– Он ведет нас в каньон.
– Ты этой дорогой выбиралась?
– Да, но тогда не было облаков. Я хорошо видела дорогу.
Я оглянулся. Дел терялась в облаках за жеребцом, но я видел как спокойно она пробиралась сквозь висящие в воздухе лоскутки. На расстоянии лоскутки сливались и казались ровным туманом.
Дел улыбнулась. Влажные волосы растрепались и облепили ее плечи. Дел промокла как и я, но сил у нее оставалось побольше. Она шла уверенно и твердо, не напрягаясь при каждом шаге. Она даже тихонько напевала что-то веселое. Лицо Дел светилось от удовлетворения.
Аиды, кажется я потеряю ее.
26
