Я поднялся, глубоко вздохнул и вышел из круга.
Я прислонился к стене каньона, чувствуя только что истощен умом и телом. Я уже не сомневался в рассказах Дел о магии в музыке Кантеада. Эта музыка прошла через мою душу и теперь я понимал ее.
Я повернулся. За кругом света сидела Дел, глядя, как раньше я, в кольцо пламени. Красный свет застыл на ее лице и жестко обозначил глубокие линии – следы утомления и напряжения. Я видел кровь, синяки, грязь. У Дел почти не оставалось сил, я чувствовал, что она близка к срыву.
Я хотел подойти к ней. Хотел вернуться в круг и вывести ее из пламени, из кольца, из песни Кантеада, но побоялся. Я узнал слишком много, чтобы выступать против такой силы.
Подошла очередь Дел.
– Имя при рождении? – спросил мастер песни.
Она смотрела в пламя.
Он повторил вопрос мягче.
– Дел, – ответил танцор меча.
– Имя при рождении? – настаивал мастер песни.
– Делила, – прошептала женщина.
Я подождал, пока она вышла из круга, ослепленная светом и слезами, взял ее за руку, отвел в сторону и прижал к себе. Ничего не говоря, ничего не спрашивая, я просто стоял рядом с ней. Надеясь, что это ей и нужно.
Песня усилилась. Я услышал в ней диссонанс и жесткость. Скрытое требование. Мастер песни не делал поблажек, когда спрашивал имена остальных.
Он задал вопрос каждому из них. Адаре, Киприане, Массоу.
Все они солгали.
Песня усилилась. Я видел десятки раздувающихся горл и боялся, что они разорвутся от напряжения. Я слышал высокие мелодичные стенания, низкое гудение, негромкое отрывистое жужжание. Я ощущал силу в песне и знал, что локи не смогут противиться ей.
Ей ничто не могло противиться.
Массоу сломался первым.
– Шеду! – закричал он. – Шеду, Шеду, Шеду!
Мастер песни повторил вопрос.
– Шеду! – закричал Массоу слишком низким для ребенка голосом.
Я посмотрел на мальчика. Массоу, который больше не был Массоу. Чье имя теперь было Шеду.
Очередь Адары. Как и Шеду-Массоу, она сломалась под песней.
– Даэва, – прошептала женщина. Я видел в ее глазах ярость, беспомощность, отчаяние.
– Даэва, – снова сказала она, закусив губу. Кровь потекла по подбородку.
– Даэва, – закричала она и крик эхом отозвался в каньоне.
Я перевел взгляд на Киприану. Прямую, честную Киприану. Кокетливую, требовательную Киприану, которая напоминала мне Дел. Которая так старалась соблазнить меня. И которая теперь билась с песней всеми силами ее души.
Вопрос был задан.
– Киприана, – ответила она.
Мастер песни повторил.
– Киприана, – выкрикнула она.
Ее спросила в третий раз.
Светлые волосы встали на голове дыбом, негнущиеся руки взлетели в воздух.
– Киприана! – закричала она.
Я сделал шаг вперед. Дел удержала меня и молча покачала головой.
Я ждал. Песня не менялась, не прерывалась. Мастер песни задал тот же вопрос.
Воздух в круге затрещал. Я увидел в голубых глазах бешенство, ненависть, ярость и страх.
– Кип… Кип… Кип… – она замолчала. Снова повторила атаку против имени. Ее лицо кривилось. Песня усилилась.
– Имя при рождении? – последовал приказ.
Губы приподнялись в хищном оскале. Имя вырвалось изо рта яростным шипением.
– Ракшаса, – голос больше напоминал змею, чем человека. – Ракшаса, Ракшаса…
Сразу после ее слов воздух перестал трещать. Волосы упали на плечи, руки бессильно повисли.
– Ракшаса, – повторила она, но это был последний вызов.
Шеду. Даэва. Ракшаса. Я никогда не слышал этих имен, но Дел их знала.
– Свяжите их, – сказала она, – свяжите. Поставьте вокруг них камни. Запойте их в круг, который никто бы не смог разрушить.
Внутренне я вздрогнул, вспомнив, как освободил их.
– Запойте их, – шептала Дел, – запойте, – она замолчала, прижав ладонь ко рту и прикусив кожу.
Песня изменилась. Я уловил это изменение, хотя оно было совсем тонким и понял, что пожелание Дел будет выполнено. Я не удивился, когда каждый Кантеада, образующий круг, медленно наклонился, положил что-то на землю и снова выпрямился. Не выпуская свечи из рук. Не прекращая песни.
На земле лежали камни. Круглые гладкие камни, покрытые руническими узорами, похожими на те, что я видел на стенах пещеры мастера песни. Камни охраны, как лежавшие на вершине холма. Как камень, который я отбросил ногой, открыв круг. Освободив локи.
Что-то ударило меня в живот. Изнутри, не снаружи: я вдруг вспомнил день, когда Массоу и Киприана отказались заниматься. День, когда каждый из них объявил, что его больше не интересует танец мечей. Не интересует круг.
Теперь они были пойманы в круг такой же как тот, из которого их освободили.
– Дел, – сказал я, – а как же остальные? Как же Адара и дети? Они мертвы?
Я заметил, как под мокрыми от пота волосами сошлись светлые брови.
– Не знаю, – обеспокоенно ответила она. – Их тела живы, но в них локи. Они не могут друг без друга.
– А нельзя выгнать локи? Ведь раньше у них не было тел.
Дел медленно покачала головой.
– Я просто не знаю.
Я посмотрел на локи. Нет, я посмотрел на женщину и ее детей. Я знал, хотя сомнения и оставались, что жители Границы живы. Где-то глубоко внутри каждого из них, куда не могли добраться локи, жил твердый дух, который заставлял вдову и ее детей продолжить путешествие, невозможное без помощи мужчины.
– Давай спросим, – предложил я, и мы пошли к мастеру песни. Он не стоял в линии круга, он не пел. Его делом было создать песню и передать ее остальным.
– Мастер песни, – позвал я, – осталось еще одно дело. Имена, которые ты слышал от локи, это имена настоящих людей. Имена женщины и ее детей. Люди с этими именами достойны жизни.
Гребешок задрожал и застыл.
Песня ловушки связывает.
– Да, – сказала Дел, – мы знаем. Но локи назвали свои настоящие имена и освободили эти. Сила рассеяна. Можно женщине и детям вернуть их собственные имена?
Кантеада нахмурился.
Я облизнул сухие губы.
– Ты мастер песни, – сказал я. – Я не сомневаюсь, что ты можешь создать песню, которая освободит их.
Он взглянул на нас с тревогой.
Песня грез могущественна. Я посмотрел на знакомые лица, за которыми теперь скрывались локи.
– Я думаю, риск того стоит.
Он тоже посмотрел на жителей Границы, подумал и взмахнул изящными пальцами, показывая на вход в пещеру. Это был приказ, которому я не посмел перечить.
– Баска, – позвал я, – пошли.
