Танцором меча. Не мессией. Не человеком, который должен был каким-то образом превратить песок в траву.
Дел многозначительно подняла палец и по этому жесту я понял, что она собирается поставить меня на место, указав на явные ляпы в моих логичных рассуждениях. Это всегда доставляло ей удовольствие. Дел нравилось думать, что она может мне что-то объяснить.
— Если мой брат может говорить. Ты утверждаешь, что может. Ты утверждаешь, что он говорил…
— Говорил. Я слышал. И многие слышали. А ты это пропустила только потому что была занята танцем с Аджани.
— Это был не танец, — тут же перебила она (доверьте женщине поменять тему разговора в середине дискуссии). — Танец по сути своей благороден. Это была казнь.
— Ну хорошо… — Дел была права, но рассуждать на эту тему я не собирался. У нас было достаточно других дел. — Слушай, я не знаю, что на уме у этих религиозных дураков, и ты не знаешь. Может они уже вернулись в Искандар…
— А что за пыль мы видели утром?
Признаю, иногда она бьет в точку.
Я вздохнул.
— Купи все в дорогу, баска. А я куплю немного вина.
— И воды.
— Да. И воды.
И акиви. Но ей я об этом не сказал.
В конце концов она пошла меня разыскивать. Я ждал ее прихода, зная, что любая женщина поступила бы так. Женщины заставляют вас ждать целую вечность когда вы хотите куда-то ехать, но если им нужно отправляться в дорогу, они не позволят вам задержаться ни на минуту. Я торопливо проглотил акиви.
Уже вторую чашку, но Дел об этом не узнает.
В комнате был полумрак, потому что кантины в пограничных городах — да и в любом пустынном городе, если уж на то пошло — днем освещаются только солнечным светом. Здесь, на Юге, солнечные лучи проходят долгий путь. Специальных окон в домах никогда не делают, а в восточной стене обычно пробивают одно или несколько отверстий, поскольку утреннее солнце самое прохладное. К середине дня, когда раскаленный диск высоко поднимается над горизонтом, лучи его в дом уже не попадают. Во второй половине дня в кантинах всегда полутьма, зато не сильно допекает жара.
Дел откинула полог, подвешенный у двери, чтобы в комнату не летел песок, и вошла в кантину. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять, куда она попала. Кантина была маленькая, грязная, убогая. В ближайшем к двери углу, в грязи валялось едва дышащее тело, глубоко ушедшее в мечты хува. Второе тело, более похожее на живого человека, сгорбилось на табуретке около одного из восточных «окон». Когда Дел вошла, сидящий на табуретке что-то пробормотал и выпрямился. Я уже привык, что появление Северянки не остается незамеченным. Интересно, привыкла ли она. На одну секунду я вдруг увидел Дел глазами обычного Южанина, вспомнил, как сам смотрел на нее при первой встрече. Она была — и осталась — очень эффектной: высокая, с длинными руками и ногами, гибкая, невероятно изящная. Не женоподобная, а женственная во всех тонкостях этого слова. Даже скрытое под белым бурнусом, ее тело завораживало. А уж о лице и говорить нечего. Глубоко внутри меня что-то вспыхнуло. Это было не просто желание: меня переполнило запоздалое осознание, и я удивился, как же то, о чем другие мужчины могли только мечтать, досталось мне.
Мне стало легко и приятно.
Я приподнял чашку.
— Да озарит солнце твою голову.
Дел задумчиво осмотрела меня.
— Ты закончил?
Я по-дурацки ухмыльнулся, еще не оправившись от потрясения.
— Глоток, всего глоток… — и допил последние капли из чашки.
Голубые глаза сузились под подозрительно нахмуренными бровями.
— И сколько ты успел выпить?
Потрясение прошло, я вернулся к реальности и вздохнул.
— Столько, сколько можно успеть за короткий момент свободы, дарованный мне пока ты собиралась в дорогу, — я исследовал внутренности чашки, но акиви больше не обнаружил.
— С твоими темпами ты мог бы успеть выпить кувшин, — она недоверчиво посмотрела на мои фляги. — Ты в состоянии ехать?
— Я родился на спине лошади, — отрезал я, поправляя ремни фляг.
— Сочувствую твоей матери, — Дел наклонилась, чтобы поднять мешок. — Ты идешь?
— Уже пошел, — я быстро прошел мимо нее, задержавшись ровно настолько, чтобы повесить на ее протянутую руку пять фляг.
Всю дорогу от кантины Дел шипела, пытаясь распутать перекрутившиеся ремни.
— Я не понесу твое мерзкое акиви.
— Акиви несу я, у тебя вода.
Дел внимательно разглядывала меня, пока я садился на жеребца.
— Справедливое решение. У меня больше фляг чем у тебя.
— Я взял воды с избытком, — согласился я. — Мне пришло в голову, что у тебя случайно может возникнуть желание умыться.
Я развернул жеребца, пока Дел садилась, и мысленно усмехнулся, заметив, что она исподтишка дотронулась до лица. Вообще-то Дел не тщеславна, хотя боги благословили ее втройне, но я не встречал ни одной женщины, в которой тщеславия не было бы ни капли.
Каждый может позволить себе маленькую месть.
Едем. Снова. Только на этот раз моей голове было значительно легче. Я уже мог сидеть прямо. Клин клином приносит облегчение.
Дел ехала рядом со мной, пока мы самой короткой дорогой выбирались из Харкихала. Когда ворота остались позади, она поинтересовалась:
— И куда мы теперь?
Жеребец потянулся зубами к чалому, и мне пришлось ударить его пяткой по плечу.
— Отдохни, рассадник паразитов… Ну поскольку мы уже направляемся на Юг, наверное можно больше не ломать себе голову над этим вопросом.
— Мы обсуждали это всю прошлую ночь, но так ничего и не решили.
Я помнил наш разговор смутно. Так, какие-то обрывки. Мы кажется кого-то собирались искать.
И тут меня как ударило.
— Шака Обре, — бросил я.
Дел убрала прядь волос, прилипших к верхней губе.
— И я снова скажу, что это трудно. А может и невозможно.
Я поерзал в седле. Затылок чесался, волосы вставали дыбом, даже предплечья пощипывало.
— Аиды, баска, лучше бы ты не напоминала.
Она отпихнула в сторону настырный нос жеребца, потянувшийся к ее левому колену.
— Кому-то из нас пришлось бы заговорить об этом первым.
Я расправил плечи, пытаясь стряхнуть мурашки. Все утро я провел в раздумьях, как же победить головную боль и справиться с восстанием в желудке. Хотя ни то, ни другое я окончательно не излечил, мне стало гораздо легче — и у меня появилась возможность подумать о чем-то другом. О чем-то совершенно запутанном и нерешенном.
— Мне это не нравится, — пробормотал я.
— Искать Шака Обре была твоя идея.
— Вот именно: идея. Не все идеи стоит воплощать в жизнь.
