— Я был неправ, — Том сказал мягко. — Мы — не эволюционный тупик.
Я не видел тогда целой картины.
— Что вы упустили?! — вскричал Силвермен.
— Теперь нужно сменить аналогию, — заговорила Линда. — Эта не подходит для дальнейшего изложения. — Ее теплый контральто был уравно— вешенным и успокаивающим. Я видел, как Силвермен расслабился, когда волшебство Линды начало действовать на него. — Подумайте о нас теперь не как о «шестерняшках», даже не как о разновидности зародыша с шестью личностями. Подумайте о Земле не как о матке, но как о яичнике — а о нас шестерых как об одной яйцеклетке. Мы вместе несем только половину генов для нового вида.
Внушающий самый благоговейный трепет и самый чудесный момент всего творения — это миг сингамии, миг, в который два существа соединяются, чтобы образовать нечто бесконечно большее, чем сумма или даже продукт их составляющих частей: миг зачатия. Это — перекресток, с филогенезом позади и онтогенезом впереди, и это тот самый перекресток, на котором мы находимся сейчас.
— Что служит сперматозоидом для вашей яйцеклетки? — спросил Чен. — Рой чужих, надо полагать?
— О нет, — сказала Норри. — Они скорее представляют собой нечто вроде сверхразума инь/янь, женско/мужского, который производит сингамию в ответ на собственные потребности. Снова сменим аналогию: подумайте о них как о пчелах, которых они так напоминают, опылителях гигантского нераздельнополого цветка, который мы называем Солнечной системой. Этот цветок — гермафродит, содержащий сам в себе и пестик, и тычинки.
Назовите Землю пестиком, если хотите, а мы, Звездные танцоры, являемся его объединенными рыльцем и семяпочкой.
— А тычинки? — настаивал Чен. — Пыльца?
— Тычинкой является Титан, — просто сказала Норри. — Эта красная органическая материя, которую испустила оболочка чужих, была некоторой частью его пыльцы.
Снова ошеломленное молчание. — Можете ли вы объяснить нам его природу? — спросил наконец Де Ла Торре. — Я признаюсь, что не понял.
Теперь заговорил Рауль, сдергивая очки с переносицы и позволяя резинке возвращать их обратно.
— Это вещество, по сути, представляет собой что-то вроде суперрастения.
Чужие выращивали его в верхних слоях атмосферы Титана в течение тыся— челетий, окрасив планетоид в красный цвет. При контакте с человеческим телом происходит некоторое обоюдное взаимодействие, которое нельзя опи— сать. Энергия другого… другого уровня вливается в обе действующие стороны. Происходит сингамия и начинается совершенный метаболизм.
— Совершенный метаболизм? — неуверенно повторил Де Ла Торре.
— Это вещество представляет собой совершенное симбиотическое дополнение к человеческому организму.
— Но… но… Но как?..
— Вы надеваете это, как вторую кожу, и живете нагими в космосе, — просто сказал Рауль. — Оно входит в тело через рот и ноздри, распространяет миллион микроусиков по всему телу и выходит через отверстие заднего прохода, смыкаясь с самим собой. Оно покрывает вас внутри и снаружи, становится частью вас в общем метаболической балансе.
Чен Тен Ли выглядел так, словно получил обухом по голове.
— Совершенный симбиот… — выдохнул он.
— Вплоть до микроэлементов, — согласился Рауль. — Все было запланировано таким образом миллиард лет назад. Это — наша Вторая Половина.
— Как это делается? — прошептал Чен.
— Нужно всего лишь войти в облако этого вещества и снять шлем.
Выходящий воздух служит для него химической командой вызова: оно вхо— дит внутрь, распространяется и размножается. С момента, когда оно впервые входит в контакт с обнаженной кожей, и до момента полного поглощения и впитывания, завершенного синтеза, проходит секунды три. Через полторы секунды после этого вы перестаете быть человеком, навсегда. — Он вздрогнул. — Теперь вы понимаете, почему мы закричали?
— Нет! — вскрикнул Силвермен. — Нет, я не понимаю! В этом всем нет ни капли смысла! Значит, эта красная фигня — живой скафандр, биологически приспособленное нечто, как вы сказали. Вы даете ему углекислый газ, оно дает вам кислород, вы даете ему дерьмо, оно дает вам клубничный джем.
Просто замечательно; вы всего лишь избавились от всех потребностей, кроме топлива и средств проведения досуга. Очень милые ребята, эти чужие. Каким образом это делает вас нелюдьми? Эта фигня захватывает контроль над вашим разумом или как?
— Оно не имеет собственного «разума», — ответил Рауль. — О, это в высшей степени сложный организм для растения, у него более чем раститель— ная способность осознавать. У него, как у вьюна, имеются некоторые весьма непростые тропизмы, но его нельзя назвать ощущающим. Оно вроде как устанавливает партнерство с нервной тканью, но редко подбирается хотя бы так близко к предсознанию, как рефлексы. Оно только выполняет свою функцию, в соответствии с биологической запрограммированностью.
— Что же тогда делает вас нелюдьми?
Мой голос звучал странно, даже для меня самого.
— Вы не понимаете, — сказал я. — Вы не знаете. Мы никогда не умрем, Силвермен. Мы больше никогда не будем испытывать голод или жажду, ни— когда не будем нуждаться в каком-либо месте, чтобы избавляться от наших выделений. Мы никогда больше не будем бояться жары или холода, никогда не будем бояться вакуума, Силвермен; мы больше никогда не будем ничего бояться. Мы приобретем мгновенный и полный контроль над нашей автономной нервной системой, получим доступ к клавиатуре ощущений самого гипоталамуса. Мы достигнем симфизиса, телепатической общности, станем единым разумом в шести бессмертных телах, бесконечно грезящих и никогда не спящих. По отдельности и вместе мы станем не более похожи на человека, чем человек похож на шимпанзе. Мне не стыдно признаться вам в том, что мы все шестеро испачкали наши «подгузники» там, в космосе. Мне до сих пор немного страшно.
— Но вы готовы… — мягко сказал Чен.
— Нет еще, — сказала Линда за всех нас. — Но скоро будем. По крайней мере это мы знаем.
— Все эти телепатические штучки, — спросил Силвермен. — Это все «единый разум», точно?
— О, это не зависит от чужих, — уверила его Линда. — Они показали нам, как добраться до этого уровня, но способность к этому всегда присутствовала в каждом человеческом существе. Каждый святой, который когда-либо спускался с гор просветленный, говорил: «Мы все едино». И каждый раз люди принимали это за метафору. Симбиот помогает нам немного, но…
— Каким образом он помогает? — перебил ее Силвермен.
— Ну, в основном он устраняет отвлекающие факторы. Я хочу сказать, у многих людей бывают вспышки телепатических способностей, но существует так много отвлекающего «шума». Тем, кто живет на планете, конечно, гораздо хуже, но даже в Студии мы чувствовали и голод, и жажду, и раз— дражение, и усталость, и скуку, и утомление, и злость, и страх. «Тварь у нас в головах», — назвали мы это. Наша животная часть, препятствующая прогрессу ангела: Симбиот освобождает вас от всех животных потребностей.
Вы можете испытывать их, если вам захочется, но никогда больше вы не будете подвержены произволу их власти. Симбиот действует также и в качестве некоторого усилителя телепатических «волн», но он помогает гораздо больше тем, что улучшает «отношение сигнала к шуму» в самом источнике этих «волн».
— Что я хочу спросить, — сказал Силвермен, — если бы я, упаси Господи, мог позволить этому грибку заразить меня, стал бы я хоть немного теле— патом? А также бессмертным и не испытывающим потребности посещать ванную комнату?
— Нет, сэр, — сказала Линда вежливо, но твердо. — Если бы вы уже были немного телепатом до того, как вступить в симбиотическое партнерство, вы бы стали значительно более сильным телепатом. Если бы в
