– Вы – герцог. – Грихальва с вызовом смотрел на собеседника, провоцируя его. – Ваше слово – закон. Алехандро оставил ноготь в покое.
– Мое слово – это всего лишь слово молодого, неопытного и, сказать по правде, испуганного герцога, для которого предпочтительнее, чтобы его отец был жив и сидел на троне. И конселос это видят. И берут это в расчет. – Алехандро опустил голову на руки; зубы врезались в нижнюю губу. Голос его зазвучал глуше. – Я герцог, а ты Верховный иллюстратор. Мы необходимы друг другу, но мало кто это понимает. – Он посмотрел на Сарио. – А потому я тебя прошу лишь об одном: помоги защитить твою семью. И мою Сааведру.
Грихальва вновь, отвернулся к окну. Он заслонял почти весь свет, и герцогу не удалось разглядеть ничего, кроме его силуэта.
– Алехандро, в любой ситуации можно что-нибудь придумать. Герцог не обратил внимания на фамильярность.
– Эн верро? Грихальва кивнул.
– Если каждая наложница будет из моей семьи…
– Каждая? Ты имеешь в виду всегда?
Помимо воли Верховный иллюстратор заговорил отрывисто и быстро:
– Я имею в виду соглашение. Между родом Грихальва и родом до'Веррада. Чтобы только Палассо Грихальва поставлял герцогам фавориток. И чтобы одна из них была в ранге придворного – та, которой он предложит Марриа до'Фантоме. – Грихальва стремительно обернулся и далее сопровождал слова энергичными жестами. – Ваша светлость, нет необходимости связывать мужчину с одной-единственной женщиной. И вы, и ваш наследник, и его наследник вправе заводить столько подруг, сколько пожелаете, но при каждом герцоге лишь одна из них, Грихальва, будет занимать официальную должность фаворитки. – Он воздел руки с узкими, изящными ладонями. – Одна супруга, признанная екклезией, и одна фаворитка, прошедшая ритуал Марриа до'Фантоме.
– При таком варианте я получаю Сааведру, – согласился Алехандро. – А что получаешь ты?
– Ничего, – ответил Грихальва. – До'нада, ничего, кроме утешительной мысли, что моя семья будет жить спокойно.
– И тебе этого достаточно? Грихальва негромко рассмеялся.
– Я стал Верховным иллюстратором. Ни о чем другом я отродясь не мечтал… Но долг перед семьей… – Он на миг приумолк. – И, конечно, перед герцогом. Несчастный Верро и все Верховные иллюстраторы из рода Грихальва верой и правдой служили герцогам Тайра-Вирте.
Алехандро поразмыслил над этими словами. Очень ясно представил, что скажет советникам и как они отреагируют. И в нем проснулся азарт.
– Подожмут хвосты. – Он ухмыльнулся. – Эйха, еще как подожмут.
– И, надеюсь, поймут, кто в доме хозяин. – Грихальва поцеловал кончики пальцев, прижал их к груди. – Вы – не ваш отец, да благословит Матра его имя. И пора им это признать.
Алехандро встал.
– Решено! – Он рассмеялся; мир вокруг снова был светлым, красочным, многообещающим. – Берись за кисть, Верховный иллюстратор. Оформи мой указ. Увековечь на полотне. Я сейчас уезжаю в Каса-Варру, а когда вернусь, все придворные, и даже Серрано, узнают, что я намерен предложить Сааведре Грихальве Марриа до'Фантоме.
Лицо Сарио Грихальвы приобрело странное выражение.
– Это гораздо больше, чем было у Гитанны Серрано, – задумчиво сказал он.
– И у Премиа Санкты? – Алехандро рассмеялся. – Мы с тобой пускаемся в дальнее плавание, Грихальва. Нас ждут бури и рифы. – Он придвинул стул к столу. – Мне пора. Сделай, как я сказал, и моя поддержка тебе обеспечена. Всегда и во всем. До конца твоих дней.
– Двадцать лет? Или двадцать пять? – Невесело улыбаясь, Грихальва повел плечом. – Эйха, разве это важно? Даже за такой короткий срок можно сделать немало.
– Начинай безотлагательно, – велел Алехандро. Командовать было легко – помогала уверенность в своей правоте. Он твердым шагом вышел из комнаты.
Граццо Матра, коридоры-были безлюдны. В такие прекрасные дни, как этот, семья большей частью выбиралась на свежий воздух; одни расставляли мольберты и этюдники среди колонн внутреннего двора, другие с альбомами для эскизов отправлялись в сады. Детей уводили за городскую окраину, учили тонкостям пейзажистики; когда-то Раймон и сам бывал на таких уроках – и эсту-до, и муалимом.
Внешнее кольцо коридоров изобиловало высокими стрельчатыми окнами и днем освещалось прекрасно, а здесь, в недрах Палассо Грихальва, разросшегося вопреки хирению рода, господствовали сумрак и тени.
И такой же сумрак, такие же тени царили в душе Раймона. Злость угасла, горечь осела, боль притупилась. Что сделано, то сделано. Что сказано, то сказано.
Он шел медленной и твердой стариковской поступью. Год за два, полжизни за жизнь – если ты Грихальва, мужчина, Одаренный. Но даже годы – не самое страшное, даже костная лихорадка… если ты Грихальва, мужчина, Одаренный.
'Номмо Матра эй Фильхо. Номмо Чиева до'Орро”.
По коридорам внутреннего кольца, сквозь сумрак и тени – в мир света, признания, уважения. В мир, сулящий спасение.
Он задержался у двери. Повернул ключ в замке, поднял щеколду.
Галиерра Вьехос Фратос. Со стен как живые глядят предки и современники. Братья, дяди, племянники.
