– Дай-ка гляну….Нет, убери пальцы.
– Больно же! – запротестовал Сарио.
– Сарио, не дергайся. Я только посмотрю. – Она развязала шнурки, обнажила клин безволосой кожи и несколько звеньев золотой цепи. – Ага, вот видишь? – Она еще ниже опустила край батистового ворота.
– Это еще что? Отродясь не видала таких укусов. Три прыщика по ровнехонькой линии.
– Дай-ка… – Его пальцы скользнули под цепь, ощупали нарывы. – Похоже на ожог… – И тут он обмер. С лица сошел цвет, темные глаза наполнились яростью. Глядя в них, Сааведра похолодела.
– Ведра, у тебя картина. Автопортрет.
– Конечно, но…
– Цела? Где она?
– Там, где мы ее оставили. В моей комнате. – Она нахмурилась. – А в чем дело?
– Фильхо до'канна! – прошипел он. – Да как они посмели?!
– Сарио…
– Ты что, не понимаешь? – Он схватил и больно стиснул ее руку. – Они меня боятся. Пытаются мною командовать, да не очень-то выходит. Вот и напомнили, что у них моя Пейнтраддо Чиева.
– Но ведь она не у них, – сказала Сааведра, – у меня.
– Настоящая – у тебя. А у них – та, которую я для них и сделал. – У него перекатывались желваки; подбородок был не таким волевым, как у Алехандро до'Веррады, но в нем давно уже не осталось ничего детского. – Это не настоящая Пейнтраддо Чиева, но кое-что от меня в ней есть. Иначе было нельзя. А то как узнаешь, что они за тебя взялись? – В ярком солнечном свете глаза казались капельками кромешной мглы. – Ведра, пойдем со мной. Ты должна кое-что сделать.
– Сарио…
– Пойдем… Нам надо в твою комнату. – Он снова схватил ее за руку, потянул за собой. – Адеко! Сейчас! Они ждут, что я приду выяснять, в чем дело. Не нужно их разочаровывать.
У Сааведры не было выбора, она пошла с ним. Будто и не минуло пяти лет: снова она представила кречетту и Чиеву до'Сангва. Сарио не выпускал ее, решительно тянул за собой.
'Тогда он был меньше меня. И тоньше”.
Он намного перерос ее, но его кости, видимо, 'не предназначались для могучей мускулатуры воина. Он был худощав и жилист, длинные изящные ладони привлекали взгляд. Сааведра догадывалась, что к тому времени, когда он закончит расти, в его облике появится красота, несвойственная низкорослым, широким в кости тайравиртцам.
'Говорят, это кровь тза'абов. – И тут же появилась другая, не очень приятная мысль:
– А как она проявится в моей внешности?'
И вот они в коридоре, ведущем в ее тесную келью. Замки в Палассо Грихальва были редкостью. Сарио поднял щеколду, распахнул узкую дверь и втолкнул Сааведру в комнатушку.
– Свечи есть? – буркнул он, затворяя за собой дверь.
– Одна найдется, конечно. Сарио…
– Зажечь сумеешь?
– Да, но…
– Неси. – Он бесцеремонно растянулся на ее узкой кровати. Одна рука рванула книзу ворот рубашки, оголив рельефный изгиб ключицы; снова блеснула золотая цепь. – Этих, отметин маловато – заподозрят. Надо сделать побольше. Приступай.
Сааведра остановилась у кровати с горящей свечой.
– Сарио, что ты задумал?
– Горячий воск, – отрывисто приказал он. – Три капли: сюда, сюда и сюда. – Он дотронулся пальцем до красных пятнышек. – Ведра, действуй.
– Обжечь? Тебя? Сарйо, да ты спятил! Клянусь любовью Матери…
– Действуй! – прошипел он. – Так надо. Иначе мне конец. Если они узнают, что меня не обожгло, – все поймут. Давай, Ведра!
– Матра Дольча! – прошептала она. – Да ты и впрямь чокнутый.
– Зато живой, – прохрипел он. – И здоровый. Чему не бывать, если они узнают правду.
Сааведра сжала зубы. Она подчинится, но не беспрекословно же!
– Почему они это сделали? Что ты натворил? Он поморщился.
– Ничего. До'нада. – И наклонил шею, пытаясь взглянуть на ровный багровый пунктир на ключице. – Ну так что, сделаешь?
– Терпение, – проворчала она, сдаваясь. – А то мимо налью, и тогда они догадаются.
– Они рассчитывают, что я сразу же приду. Нельзя мешкать.
– Ложка, – задумчиво сказала она.
