квартале прямо перед ней, над изломами крыш, вознеслись громадные колокольни и крытые черепицей скаты Катедраль Имагос Брийантос – Собора Сияющих Образов.
Вот бы забраться на башню… Да, с нее даже в огромной толпе на сокало Грандо можно разглядеть Сарио. Но не пустят. Ведь она не санкта. Хуже, она – Чи'патро. Ни один санкто, ни одна санкта в этом городе не пустит ее на башню высматривать другого Чи'патро. Правда, если не приглядываться с пристрастием, Сааведру можно принять за обычную тайравиртку, но ее непременно выдадут пятна краски на одежде, мел под ногтями, цепкие запахи растворителей. У святош из екклезии глаз острый и нюх тонкий.
Сааведра зло скривила губы. “Да неужели они искренне почитали герцогиню Хесминию? – прошептала она. – Ведь это она нас приютила”.
Впрочем, герцогиня Хесминия была из рода до'Шагарра и вышла замуж за до'Верраду. До'Шагарра и до'Веррада позволено делать все что им заблагорассудится.
Сааведра решила, что обойдется без башни. Там ведь оглохнуть можно от колоколов, а слухом она не пожертвует даже ради Сарио.
Жарко… Она стряхнула со щеки упавший локон, и тут ее осенило: фонтан!
Да, он достаточно высок и прохладен, и на нем гораздо тише, чем на колокольне. И там всем наплевать, какая течет в ее жилах кровь. Правда, нелегко будет найти свободное местечко на верхнем ярусе.
Фонтан за ближайшим поворотом – рукой подать, но не так-то легко пробраться сквозь эту сутолоку. В конце концов ей удалось отключить сознание, чтобы не слышать ругательств и сальных замечаний, не чувствовать боли в оттоптанных ногах, не думать о свалявшихся волосах и измятой одежде. С нее семь потов сошло, пока добралась до сокало Грандо, и было ощущение, что от локтей и ступней не осталось ничего. Утешала только надежда принять холодную ванну, как только она разыщет и приведет Сарио в Палассо Грихальва.
Если она найдет Сарио.
– Мердитто альба, – пробормотала Сааведра. – Такой везучий, талантливый, целеустремленный… расхаживает по городу, как сам герцог!
Или как Верховный иллюстратор, правая рука герцога.
– Матра, – прошептала Сааведра, – он верит, что нужно лишь время… Он уже считает себя им.
Но должность Верховного иллюстратора принадлежит Сарагосе Серрано, а герцог Бальтран еще не передал сыну свой пост. И кто знает, когда еще дон Алехандро назначит нового придворного художника.
– Бассда… – Она проследовала дальше сквозь толпу. К фонтану. Как она и ожидала, узорные мраморные ярусы оказались увешаны стайками детей, точно виноградными гроздьями. Дети лезли под струи, а многие резвились внизу, по колено в воде.
– Ведра, семинно Раймон дал тебе поручение. – Она поправила юбку, падающую свободными складками. – И ты его выполнишь. Матра, я тебе сейчас потолкаюсь! – Она свирепо глянула на мальчонку, позарившегося на ее место. – Меннино, двоим здесь не уместиться.
Сааведра вскочила на мокрый ярус, намочив подол и сандалии; видавшие виды кожаные подошвы вмиг стали скользкими.
– Может, я похожа на моронну, но другого способа нет, и к тому же тут прохладно… Номмо Матра! – Она вздрогнула от неожиданности и едва не упала, когда кто-то дотронулся до ее ноги.
– Простите, – вежливо обратился к ней незнакомец, – но вы меня не слышали из-за шума воды.
А он не слышал ее бормотания. Сааведра в недоумении смотрела на него сверху. Он казался совершенно неуместным в гуще мейа-суэртского праздника, в этом жутком столпотворении. Он был стар, очень стар, ему хорошо за пятьдесят, а возможно, и все шестьдесят.
– Номмо Матра эй Фильхо, – прошептала она. – Почему ты еще не помер?
– Потому что я не Грихальва, – спокойно ответил он. Узнал. Посмотрел на нее и узнал.
«Но ведь я не Одаренная, – подумала она. – Не ношу цепочки с Ключом…»
А он – не санкто, чтобы узнавать по следам краски и мела. Она всего лишь женщина, такая же, как все. Женщина и есть женщина, где бы ни жила: в Тайра-Вирте, Пракансе, Гхийасе. Кого интересует, из какой она семьи?
– Чи'патро, – произнес он мягко, и ее бросило в дрожь. – Ай, не надо! – Он увидел, как она пошатнулась и снова вцепилась в мрамор. – Граццо, позвольте предложить вам руку? По-моему, вам лучше спуститься.
Рука была старческая, тонкая, в коричневых крапинах, с пергаментной кожей, с рельефной сеткой сухожилий и вен. Но она с готовностью поднялась, чтобы поддержать Сааведру. А та посмотрела на руку, подумала, стоит ли спускаться, и с чего он взял, что стоит, и чем это для нее кончится.
Под четкими, аккуратными складками застиранного полотняного тюрбана обозначилось лицо – древнее, под стать протянутой руке. И улыбка, порождающая стайки добрых, ласковых морщинок, и обещание покоя, уюта в ясных серых глазах.
– Уважьте пожилого человека, – попросил он. – Не откажитесь выпить с ним сладкого сока. И вовсе незачем бояться, я Иль-Адиб, цев'рейна, мы будем не наедине, а в привычном для вас обществе.
Слово на чужом языке! Сааведра готова была поклясться, что никогда в жизни его не слышала.
– В привычном обществе?
– Еще один Грихальва, – ответил он. – Еще один Чи'патро.
– О ком это вы? – И тут она поняла. – Сарио?
– Да, Сарио. – Сухонькие губы дрогнули и растянулись в сдержанную улыбку. – Если б вы только знали, как молился я, Иль-Адиб, цев'рейна!
