– Можешь его остановить?
Его это ввергло в замешательство.
– Остановить? Зачем? Мы же столько лет трудились, чтобы это место досталось семье Грихальва.
Она тряхнула головой. Непрочный узел на затылке распустился, густые пряди рассыпались по плечам.
– Он уже не Грихальва. Он… – Она подумала и беспомощно развела руками. – Больше, чем Грихальва. Меньше, чем Грихальва. Он другой.
Раймон резко отвернулся от нее и устремил взор над террасами с виноградниками и фруктовыми садами к темному пятну болота.
Если верить Дэво, именно оттуда исходит пагуба – проклятие их рода, костная лихорадка, от которой распухают и невыносимо болят конечности в суставах. Хворь, превращающая мастеров в беспомощных калек.
«Не она ли убивает нас молодыми? Какой-нибудь яд в крови?»
– Что ты будешь делать? – спросила она. – Что ты можешь сделать?
«Или все дело в красках, которые мы добываем на болоте, а потом смешиваем с выделениями тел, чтобы писать пейнтраддо?»
– Нельзя это так оставлять, – сказала она. – Ты должен что-нибудь сделать.
Он ответил, не поворачиваясь к ней:
– Я уже кое-что сделал. Я помог сотворить его.
– Ты? Нет! – Шурша юбками, она прошла по траве, чтобы встать перед ним. – Ты не меньше других заботишься о соблюдении компордотты… Ты хоть знаешь правду обо всем этом? О нем?
– О том, что он намного способнее остальных иллюстраторов? Эйха, знаю.
– Давно?
Он посмотрел ей в лицо, в гневные, но испуганные глаза.
– С самого начала.
– Меня не устраивает такой ответ. – По ее безупречно чистой коже разливался румянец. – Ты не мог этого знать с самого начала. Иначе Сарио ни за что бы не стал Вьехо Фрато, а если бы и стал, не отделался бы “наименьшей карой”. – Румянец сгущался. – Я помню Томаса. А ты помнишь Томаса? Как он умер?
Испуганный не меньше, чем она, Раймон схватил ее за руку.
– Сааведра, что еще ты знаешь? Что еще Сарио рассказал о нас?
– О вас? – Она покачала головой. – Иль сангво, он не нарушал клятв. У иллюстраторов нет от меня секретов, ведь мы все – Грихальва…
'Она слишком много знает”.
Он сильнее сжал ее руку.
– Я не об этом спрашивал. И жду совсем не такого ответа.
– Но и ты мне не ответил, – огрызнулась она. – Сангво Раймон, ты сказал, что помог его сотворить. Ты хоть понимаешь, что наделал?
– Выпустил его из-под своей власти, – сознался он. – А была ли она, эта власть? – В пальцах закололо, он резко разжал их, отпустил ее руку. – Наверное, в его душе скрыто много такого, о чем я даже не подозревал.
Приподнялись изящные брови.
– И ты об этом никому не рассказывал? Ему хотелось провалиться сквозь землю.
– Лучше спроси, о чем я рассказывал. С ее лица исчезли краски.
– Тогда он и впрямь выглядел подходящим кандидатом. О Пресвятая Матерь! Ты его поддержал! Эн верро, ты его сотворил, – Ветер раскачивал ее серьги. – Он сказал, что верит лишь одному человеку. Тому, кто верит в него.
– Да, я верил, что он нам подходит. Верил, что обязательно надо дать ему шанс.
– Зачем?
В нем поднялась злость.
– Затем, что один из нас должен был стать Верховным иллюстратором!
От этого крика, полного ярости и отчаяния, она содрогнулась.
– Но разве так необходимо, чтобы Грихальва вернули утраченное именно сейчас?
– Да.
– Любой ценой?
Он рывком вытянул перед собой руку, показал пальцы – они уже теряли форму, слабели.
– Сааведра, ты знаешь цену! Мы платим своими костями. И недалек тот день, когда платить будет уже нечем. Когда мы все превратимся в страшных уродов.
