– В Мейа-Суэрте что-то происходит, – прошептал Рохарио. Ему отчаянно хотелось, чтобы она услышала, и одновременно он боялся, что слуги сочтут его безумцем, – ведь ни один человек в, здравом уме не станет разговаривать с картиной.
– Я больше не понимаю мир, в котором живу. Старик, чья единственная вина заключалась в том, что он пытался спасти меня, убит. Конечно же, она не могла ему ответить – он лишь представил себе ее слова:
«Все так изменилось. Почему?»
Рохарио попытался объяснить, рассказал о беспорядках в соседних странах – Гхийасе, Таглисе и Нипали, о простых людях, стремящихся принимать участие в управлении государством. Но его слова звучали абсурдно, к тому же он не обращал особого внимания на мир за стенами Палассо, а потому и не понимал его.
Он сдался, замолчал. Сааведра не может его слышать: она умерла триста пятьдесят лет назад. Рохарио вздохнул, поправил манжеты и снова посмотрел на портрет. Придворные дамы казались ему бледным отражением Сааведры – стоит взмахнуть рукой, и они исчезнут, не оставив после себя ни памяти, ни следа.
Двор… Как они заискивают перед каждым новым членом семьи. Эдоард выставил себя полнейшим дураком. Красоту новой жены своего отца Рохарио находил безжизненной, а в лице не видел света и силы – голубые глаза, черное сердце. Конечно, вряд ли Хоанна из Фризмарка, ныне Великая герцогиня Хоанна, настолько умна, чтобы сознательно причинить кому-нибудь зло. Ей нравятся наряды, драгоценности, миниатюрные борзые и сплетни. Но даже ей хватит сообразительности держаться подальше от старшего сына своего мужа – зачем рисковать тем, что у нее уже есть?!
Однако Эдоард не нашел ничего лучшего, как внушить себе, что он в нее влюблен. Рохарио выпало сомнительное удовольствие присутствовать при скандале.
'Тебе пора завести любовницу!” – кричал отец.
«Тогда она должна быть из рода Грихальва!»
«Ты не уважаешь память своей бабушки Мечеллы! И страдания, через которые ей пришлось пройти!»
Но Эдоард, холодный словно камень, не отступал перед яростью Великого герцога Ренайо и получил то, что хотел. Как и всегда.
Рохарио улыбнулся, вспомнив о порученной ему миссии. Отец нашел красивую вдову Грихальва. Она была внучкой Лейлы Грихальва, доверенного лица Великой герцогини Мечеллы.
– Эта вдова безупречна во всех отношениях, – заверил Эдоарда Верховный иллюстратор Андрее.
И Эдоард, незаметно наблюдавший во время службы за молодой женщиной через потайное отверстие в стене Храма Священных Фонтанов, как-то сразу решил, что она и в самом деле совершенна. Точно так же он покупал лошадей.
Эйха! Во время визита Рохарио молодая вдова устроила скандал, чем ужасно смутила своих родителей. Сейчас, уже в который раз вглядываясь в портрет Сааведры, Рохарио пытался понять, есть ли в этих женщинах нечто большее, нежели типичное внешнее сходство. Или, может быть, дело в бурном темпераменте молодой вдовы? В конце смутившей всех встречи отец назвал дочь строптивой. Возможно, дает о себе знать кровь Грихальва, которой уже четыре сотни лет, – вот откуда эти черные как вороново крыло локоны, прямой нос, скошенные брови, такие же, как у ее давно умершей родственницы Сааведры.
Женщина на картине ждала, такая живая, что Рохарио порой казалось: стоит только протянуть руку, и она, опершись на нее, сойдет с полотна. Ее платье, модное триста лет назад, выглядело как настоящее, реальное – пепельно-розовый бархат излучал мягкое сияние. Временами, когда Рохарио оставался в Галиерре один, – а может, это зависело от определенного освещения, – у него возникало чувство, будто Сааведра слегка поворачивает голову или что ее руки чуть-чуть смещаются, пальчик с кольцом сдвигается в сторону, а лучи солнца падают из окон спальни под другим углом.
Но это, конечно же, невозможно.
Он вздохнул и, подперев ладонью подбородок, буквально впился в лицо Сааведры.
И сделал неожиданное открытие.
Сааведра служила моделью для Матери на запрестольном образе в соборе. Как он раньше этого не заметил? Естественно, внесены небольшие изменения: другой цвет волос, одеяние Матери намного древнее платья Сааведры; ее не украшают никакие драгоценности – лишь освещает сияние святости. А в руке Сааведры зажата золотая цепочка, с которой свисает изящный Золотой Ключ, символизирующий богатство и традиции ее семьи.
Портрет сделан с натуры, а Матерь писалась по воспоминаниям, слегка потускневшим за долгие годы. Автор обоих полотен – великий Сарио Грихальва; одно создано в начале его удивительной карьеры, другое – в конце.
Рохарио услышал шаги, оглянулся, поморщился от боли в плече и ребрах и увидел Эрмальдо, графа до'Альва, министра и дальнего родственника до'Веррада. Эрмальдо остановился в нескольких шагах от Рохарио, всем своим видом выказывая нетерпение.
– Его светлость хочет немедленно с вами переговорить, дон Рохарио. Он глубоко скорбит из-за смерти нашего святого брата санкто Лео, бывшего учителем его светлости.
Рохарио встал с искаженным гримасой лицом – на этот раз причиной явилась не только боль. Омерзительное завершение омерзительного дня. Он снова оказался повинен в смерти человека, которого любил его отец.
Последние два года Рохарио старался не попадаться отцу на глаза. Теперь ему напомнят ужасную правду: именно по вине Рохарио его любимая мать Великая герцогиня Майрия умерла от летней лихорадки два года назад. Он всего лишь поставил букет лилий в вазу у ее постели. Откуда он мог знать, что поставщики цветов были переносчиками болезни? Отец так и не простил его.
– Иду, – повиновался Рохарио.
Он бросил последний молящий взгляд на Сааведру, снова увидев отражение ее глаз в зеркале. “Где
