— Косо смотрели на тех, кто жил без шика.— Владимир невольно взглянул на роскошный бар, забитый напитками. Нина усмехнулась.— Председатель снимает круглый год столик в «Пекине». Обедает там каждый день. И еще снят столик рядом, для двух охранников.
Фризе вспомнил Грачева. Подумал: «А в Моссовет на заседания он тоже с охранником ездит?»
— Ну, а я для них была раздражающим фактором. То один подкатывался, то другой. Шеф заработал от меня пощечину. Он Коле после этого сказал: «Эта баба не для тебя. Найди попроще».
— Ревновали, значит.
Нина горько усмехнулась:
— Такое чувство им неведомо. Грозили меня «поставить на хор».
«Поставить на хор» на блатном языке означало групповое изнасилование.
— Почему вы не поженились?
— Почему? — девушка так удивилась, словно Фризе спросил, почему они с Николаем не уехали жить на Багамские острова.— И кем бы я сейчас была? Молодой вдовой с парой детишек. А так я еще смогу себе мужа приличного найти. Вы, гражданин следователь, женаты?
— Нет.
— Ну, вот, кандидат номер один. У меня глаз — алмаз. Вижу, что я вам понравилась.— Разухабистый тон никак не соответствовал ее грустному взгляду. Пустой бокал на подлокотнике кресла выдавал причину таких откровений.
Тут же она взяла себя в руки.
— Если хотите серьезно — любой, с кем Коля работал и…— она помедлила, подбирая слово, скривила губы,— и общался, мог ему, между делом, и бледную поганку в пиве настоять.
— Бледную поганку?
Легкая тень раздражения пробежала по лицу Нины:
— Это первое, что на ум пришло. Не поганку, так что-нибудь еще. Крысиного яду, толченого стекла. Да так, чтобы никто не заметил. Вот как сейчас — нет человека, и виноватых нет.
— Будут! А с вашей помощью могли бы найти быстрее.
— Нет, трус в карты не играет.— Нина поднялась с кресла.— Я обещала Колиной маме приготовить все к поминкам.
«Красивая,— спасу нет»,— подумал Фризе, вставая. Спросил:
— Где вы познакомились с Уткиным?
— Учились в Плехановском в одной группе. Удовлетворены?
— Запишите мой телефон,— попросил Фризе.
— Зачем? Думаете, в трудную минуту потянет на откровенность? Или…— она нахально улыбнулась, бросив на Владимира оценивающий взгляд.
— Дура! — не сдержался Фризе.— Если вдруг прижмут старые знакомые!
— Дура — это совсем по-мужски,— с обидой сказала она, но телефон записала.
Любой хороший шанс — не более как открывшаяся тебе возможность достичь желанного результата. Есть люди — по-видимому, их большинство,— жизнь которых не задалась, хотя провидение постоянно представляет им шанс круто изменить ее к лучшему. Ведь для того, чтобы использовать свой шанс, нужны решительность, готовность рискнуть и умение выложиться до последнего дыхания, чтобы развить успех. Но редкие люди обладают еще и способностью — ее, наверное, можно назвать экстрасенсорной — предчувствия своего шанса. Когда внезапное и непонятное на первый взгляд возбуждение дает тебе сигнал — не проворонь того, с чем ты соприкоснулся, но еще не успел понять. «Что ж, своего шанса я, кажется, не упустил»,— подумал Фризе. Но если бы он не забил себе голову делами следствия, то, может быть, не был бы так категоричен.
Расхаживая по своему крошечному кабинету — семь шагов от двери до окна,— Фризе восстановил в мельчайших подробностях свой разговор с Ниной Серовой. Время от времени он присаживался к столу и записывал ее ответы. На свою память он пожаловаться не мог, и через час весь их разговор был изложен на бумаге со стенографической точностью. «Вот, милая девушка, вы спрашивали про магнитофон, он всегда со мной»,— не без самодовольства подумал Фризе.
Два факта из тех, что упомянула Серова, придавали делу «Харона» еще более мрачную окраску. Но сами по себе не выводили следствие из тупика. Владимир подчеркнул жирной чертой фразы: «Ничего серьезного за ним не числилось — не болтал, не стучал, не высовывался. Не за что приговаривать». И еще — фразу о бледных поганках. Она вырвалась у Нины после слез, после эмоционального срыва. Серова, похоже, даже не осознала, что высказала так глубоко упрятанное. А с бледной поганкой нечаянно проговорилась и разозлилась, осознав свою промашку.
Майор Покрижичинский долго отказывался от встречи.
— Какой может быть разговор? Я отстранен от следствия, да и дело закрыто, закрыто, товарищ Фризе.— В голосе прорывались нотки обиды.
Некоторое время в трубке слышалось шумное дыхание. «Он толстяк, этот майор,— подумал Фризе.— Или астматик».
Наконец Покрижичинский сказал:
— Давайте погуляем полчасика.
— Может, выпьем кофе на Страстном бульваре? В «Лакомке»?
— Там очередь.
— Я заранее займу.— Фризе был как никогда покладист.— Приходите к одиннадцати. Самый высокий мужчина в очереди буду я.
Покрижичинский засмеялся и сказал:
— Буду.
Только когда майор подошел к нему и протянул руку, назвав свою фамилию, Фризе понял причину этого смеха: Покрижичинский едва тянул на метр шестьдесят.
— Хороши бы мы с вами были на прогулке,— сказал майор,— когда, взяв кофе и несколько булочек, они заняли укромный столик в углу. В цивильном костюме он ничем особо не выделялся из толпы — пожилых низкорослых мужчин у нас хватает. Но в милицейском мундире Покрижичинский, наверное, производил комичное впечатление. Маленький, толстый, с лысиной, обрамленной пушистой порослью сивых волос.
— Бросьте вы это дело,— с какой-то покорной обреченностью посоветовал майор, выслушав рассказ Фризе о его расследовании в малом предприятии «Харон».
— Не понимаю. Один санитар отравлен, другой убит… Станислав Васильевич, как я могу бросить?
— Заставят. Вы думаете, у нас что-нибудь изменилось? Говорю по слогам: ни-че-го! Новые законы? Ха-ха-ха! А люди-то те же. Сколько мы с вами компаний пережили? Дружины, профилактика, выездные суды, всех на поруки, больше сажать, меньше сажать, закрыть тюрьмы, открыть тюрьмы! А-а! — он лениво отмахнулся.— Начинаешь об этом говорить, во рту горько становится. Сейчас кампания за кооперативы. И не смейте их,— говорю по слогам: ди-скре-ди-ти-ро-вать! Во сколько слогов! Я ведь тоже за кооперативы, Владимир Петрович. Только учитываю, что потянулся к ним в первую очередь наш контингент. Уголовный. Эти ребятки посообразительней, прошли серьезные университеты и за себя постоять могут, и боссов новоявленных в обиду не дадут.
— Да знаю я все это,— вежливо, но твердо сказал Фризе. Похоже было, что майор может говорить на такие темы до бесконечности.
— Конечно, знаете,— покорно согласился собеседник.— А знаете ли вы о том, что «Харон» оплачивает почти все заграничные поездки нашего местного руководства? И в валюте тоже.— Заметив удивление в глазах Фризе, майор усмехнулся.— Вот и я так же удивлялся. Люди есть люди. Демократы, консерваторы, правые, левые. Проблема не в том, в какой партии ты состоишь, а в том, хороший ты человек или плохой. С принципами или без оных.
Фризе мог бы поспорить на эту тему, но его целью были не задушевные беседы на отвлеченные
