Девушка сказала, что ей обязательно надо повидаться с вами и она придет снова, — сообщил он.
Заметив, что Мори внимательно прислушивается к их разговору, Нобору резко поднялся из-за стола и покинул столовую.
Он приказал садовнику купить вина. Тот стал отнекиваться, мол, могут поймать. Нобору накричал на него, и садовник, почесываясь, отправился выполнять поручение.
— Интересно, зачем они подослали сестрицу Тигусы, — бормотал Нобору, возвращаясь к себе. — Но теперь уж им меня не провести.
Садовник принес сакэ[8], и Нобору стал пить, даже не подогрев его. Потом, захватив бутылочку с остатками сакэ, вышел наружу.
Несмотря на позднее время, в саду было тепло. Небо затянуло тучами, не было видно ни луны, ни звезд. В воздухе пахло землей и цветами. Аромат цветов, густой и сладковатый, усиливался при дуновении легкого ветерка.
Нобору настолько захмелел, что в темноте прошел мимо скамейки.
— Это вы? — окликнула его О-Суги.
Нетвердо ступая, он подошел и шлепнулся на скамью.
— Что с вами? — удивилась О-Суги.
— Извини,споткнулся...
О-Суги что-то пробормотала.
— Садись рядом, я то я совсем не слышу, о чем ты там говоришь.
О-Суги придвинулась к нему.
— Вот лекарство. Его надо вскипятить и выпить настой. Тебе сразу станет легче. Там написано, как принимать.
— Кажется, вы захватили с собой сакэ?
— Остатки — на один глоток.
— Я тоже принесла.
— Это еще зачем?
— Помните, я у вас забрала тыкву- горлянку? Я налила в нее немножко сладкой настойки, которую пьет госпожа О-Юми.
— А-а, вино из плодов эбидзуру...
— Откуда вы знаете?
— Попробовал однажды в сарае у садовника. То самое вино, которое Красная Борода изготовляет для лечебных целей... Странно, что ты принесла его для меня.
Нобору взял тыкву и сделал большой глоток прямо из горлышка. Напиток был густой, сладкий и слегка отдавал лекарством. Когда они вместе с Цугавой пришли к старику садовнику, Нобору выпил только одну чашечку и больше не стал. Напиток показался ему чересчур густым и резким. Теперь же, может, потому, что захмелел, незаметно осушил почти половину тыквы-горлянки.
— По правде говоря, диагноз господина Ниидэ не совсем правильный. Госпожа вовсе не сумасшедшая, — сказала О-Суги. — Я это знаю лучше, чем кто-либо другой... Ты... Вы меня не слушаете?..
— Слушаю, слушаю!.. А может, отложим этот разговор до другого раза?
— Потому что вы пьяны?
— Нет, пpocтo забочусь о твоем простуженном горлышке
— Не беспокойтесь. Может быть, и лучше, что я сейчас охрипла и говорю вроде бы не своим голосом. Вы меня не прерывайте и отнеситесь серьезно к тому, о чем я вам сейчас расскажу.
Нобору схватил О-Суги за руку и крепко сжал ее. Девушка не противилась.
...Когда О-Суги нанялась в служанки к О-Юми, той исполнилось пятнадцать лет. Две ее сестренки, двенадцати и семи лет, были от другой матери. Родная мать О-Юми по какой-то причине то ли сама ушла, то ли ее изгнали из дому. О подробностях О-Суги никто не рассказывал. Во всяком случае. О-Юми с детских лет знала, что у нее мачеха, хотя и не очень переживала это.
Она была красивей сестер, веселая и даже немного легкомысленная, но отличалась отзывчивостью и добрым сердцем за что ее любили все — мачеха и сестры, соседи и служащие отца. Последние даже заискивали перед ней, поскольку она считалась наследницей. Когда О-Юми исполнилось четырнадцать, состоялась помолвка. Это произошло за год до того, как в их дом пришла О- Суги.
Итак, внешне жизнь О-Юми протекала спокойно и счастливо, однако именно тогда с девушкой случилось несчастье, о котором чужим людям не расскажешь...
— Но вы врач, и это меняет дело, — простуженным голосом прошептала О-Суги. — Иначе бы никогда не решилась. Понимаете?
— Понимаю, — пробормотал Нобору, чувствуя, что у него начинает кружиться голова.
...О-Юми было девять лет, когда над ней надругался тридцатилетний приказчик. При этом он пригрозил, что убьет ее, если она проговорится. Странные чувства, которые она испытала, вызвали в ней, несмотря на юные годы, чувство непонятной вины. А угроза расправы сковала язык. Через полгода приказчика уволили, но эта история оставила незаживающую рану в душе О-Юми. А через два года все повторилось... Дочь богатого торговца из соседнего дома была ровесница О-Юми и часто приглашала девочку к себе. Однажды во время игры в прятки О-Юми укрылась в соседском амбаре, где хранилось множество старых вещей. Она забилась между корзиной и сундуком и замерла. Вскоре послышался скрип решетчатой двери, и в амбар вошел сосед. В руках у него был фонарь. О-Юми сначала подумала, что это ее подружка, но, узнав соседа, успокоилась и подала голос. Молодой человек вскрикнул от неожиданности.
«Да это же я, О-Юми! Мы играем в прятки, и вы не шумите, иначе она найдет меня», — зашептала девочка.
Сосед успокоился, вытащил из сундука какую-то книгу, прилег на циновку и стал читать при свете фонаря. Вскоре послышались шаги. Должно быть, соседская девочка искала ее. Потом шаги удалились.
«Больше она не придет, — шепнул молодой человек. — Иди сюда — я покажу тебе интересные картинки».
О-Юми подошла. Он усадил ее радом и раскрыл книгу. Пока она увлеченно разглядывала картинки, сосед крепко прижал ее к себе... Она замерла — не от удивления, а от страха. О-Юми показалось, что она отчетливо слышит голос приказчика: «Если проговоришься, убью!»
А может, это говорил молодой сосед?
О-Юми глядела на дверь и думала, что она уже отсюда не выйдет. Потом у нее свело ноги, в голове помутилось, и она, не помня себя, закричала: «Вы убьете меня?!»
Молодой человек засмеялся. Смех прозвучал столь жестоко и отвратительно, что запомнился О-Юми на всю жизнь. «Приходи завтра», — приказал сосед.
И О-Юми пришла. Боялась, что он убьет ее...
— Дальше — больше. Ко всем бедам добавилась неудача с замужеством, — продолжала О-Суги. — Хотя состоялся сговор и уже было решено на следующий год объявить о помолвке, жених внезапно нарушил обещание, сказав, что нашел другую. О-Юми терялась в догадках, но потом до нее дошел слух, что причина — в прошлом ее родной матери, о котором прознали родители жениха.
Мать О-Юми была женщиной удивительной красоты и обладала артистическими талантами. Спустя год после рождения О-Юми она сбежала из дому с любовником и погибла в Хаконэ. Одни говорили, будто они собирались вместе покончить жизнь самоубийством, но любовник убил ее а сам остался жить. Другие предполагали, что она пошла замуж за отца О-Юми, нарушив обещание выйти за того юношу и он убил ее из ревности. Трудно сказать, какая из этих версий была верной, но дело не в этом и даже не в отказе жениха, а в том, что О-Юми поняла: тайная связь между мужчиной и женщиной — преступление и виновным неизбежно грозит смерть.
— «Убьют, убьют!» Эта мысль не давала ей покоя, — продолжала О-Суги. — Так было с матерью, то же самое будет и с ней...
Нобору внезапно почувствовал необъяснимый страх. Ему показалось, что голос О-Суги неузнаваемо переменился. Минуту назад он был хриплым, теперь хрипота вдруг исчезла, да и интонация стала иной. Нет, у О-Суги совсем другой голос...
— Теперь вам должно быть понятно. С тех пор О-Юми рассуждала так: это в природе вещей — мужчина сначала получит свое, а потом убьет. И не потому, что девушка поступает дурно. Пусть она этого не желает, пусть мужчина совершает над ней насилие вопреки ее воле — все равно расплата за это одна: смерть!
В голове у Нобору помутилось. «Да ведь это не О-Суги сидит рядом со мной, не О-Суги, а сама О-Юми!» — вдруг догадался он.
Он попытался высвободить руку, но О-Юми крепко вцепилась в нее и не отпускала. Она придвинулась к нему вплотную и свободной рукой обвила за шею. Нобору хотел позвать на помощь, но у него пропал голос.
— Я не О-Суги, я О-Юми, — услышал он шепот.
Он почувствовал, как от страха на голове зашевелились волосы. О-Юми неожиданно повалила его на скамейку, прижалась к нему и жарко зашептала в ухо:
— Однажды ко мне в спальню тайком пробрался очередной насильник из наших приказчиков. А в голове у меня была все та же мысль: «Убьет, на этот раз обязательно убьет!» Я схватила лежавшую рядом шпильку. Взгляните, эту самую шпильку!
Нобору прямо перед глазами увидал на раскрытой ладони сверкнувшую в темноте длинную серебряную шпильку для волос.
— Я зажала ее в руке и затаилась. — В голосе О-Юми зазвучали нотки сладострастного возбуждения, жаркое дыхание коснулось лица Нобору. — Приказчик вошел, лег рядом, протянул ко мне руку и обнял. Вот так... Догадываетесь, для чего я взяла шпильку? Я решила: если мне суждено умереть, я убью и его. Ведь вина не только на мне — тем более что я этого не желала. Вот я и решила — пусть умрет насильник!
Нобору увидел, как лицо О-Юми перекосила судорога, губы приоткрылись, обнажая зубы. Он попытался оттолкнуть ее от себя, но почувствовал такой упадок сил, что не мог даже шевельнуть пальцем.
«Это дурной сон, наваждение», — мелькнуло у него в голове, и в следующее мгновенье он почувствовал, как шпилька коснулась своим острием кожи за левым ухом.
— Ничего не подозревавший приказчик стал прижимать меня к себе. И тогда я вонзила в него шпильку!
По-видимому, О-Юми всерьез намеревалась продемонстрировать, как она убила приказчика. У Нобору потемнело в глазах. И тогда О-Юми торжествующе закричала:
— Да, я всадила в него шпильку! Изо всех сил... Изо всех сил... Вот сюда!..
Внезапно Нобору ощутил резкий толчок, раздался вопль О-Юми — и он потерял сознание.
