На середину опустевшей площади вылетел черный бык. Он тряс головой, рыл копытом землю. Крики и визги усилились, и толпа помчалась дальше. Из мясного ряда, засучивая рукава, бежали мясники в передниках с топорами и веревками, стараясь окружить быка. Наум пробежал с Аленкой в переулок, где они нагнали деда. Он, не оглядываясь, шел, мотая бородой, и бормотал:
– Из Каширы ушел, из Яма ушел, от немца ушел и из Тулы уйду!
– Совсем мучной колобок, – подхватил Наумка, – только как бы тебя лиса не съела? Антуфьев – мужик длинный, под собой землю на аршин видит, а своих рабочих в бараний рог гнет. Здесь на базаре я все про него выведал. Зачем здесь застрял? Двинемся на Волгу.
8. ДОРОГОЙ РАБОТНИК
Наумка прошел до конца Кузнецкой слободы. Тимофей указал избу, где они были на постое.
– Я понаведаюсь еще к вам. Скажу последнее слово: уходите без мотчания на сибирские просторы. Антуфьев вас перехитрит. Чую, здесь мертвечиной припахивает и могила вам изготовлена. Встретимся либо здесь, в Туле, либо за Уралом. Есть там железная гора Благодать, там и нам, бродяжникам, благодать. Сибирь и накормит и напоит… – И Наумка исчез за углом переулка.
Дома Тимофейку ждал караульщик Антуфьева и передал приказ хозяина сейчас же идти на кузню и там ждать.
– Ох, не к добру мы в Тулу забрались, – вздыхала Дарья. – Надо было к Волге подаваться.
Антуфьев встретил Тимофейку с костылем в руке. Он сидел на чурке возле потушенного горна. В этот день кузня не работала, был праздник.
Возле хозяина стояли один из кузнецов и караульщик.
– Я тебя кликнул для твоей же пользы, – с расстановкой протянул Антуфьев, смотря на Тимофейку холодными, непроницаемыми глазами. – Сейчас по городу сыск идет, прохожих ловят, доискиваются, нет ли беглых. Тебе приказываю здесь в кузне пожить и никуда отсель не выходить. Ко мне соваться сыщикам запрет. Я царский заказ готовлю. А коль выйдешь за ворота, тебя сыщики задержат. Ты в караулке с этим молодцом спать будешь, а твоя баба пускай щи из дому приносит.
Дед посматривал на хозяина, прикидывал: «Чего надумал длинный мужик?»
– Все же домой мне сходить придется – тулуп и лопоть какую принести.
– Ты мне дерзновенную неустрашимость не показывай, за тулупом караульщик сходит. Для верности, Микитка, надень-ка ему цепь, не ровен час – сдуреет старик, выйдет на улицу, тут ему петля, а мне без дорогого работника убыток.
Тимофейка угрюмо смотрел на хозяина, на дверь: «Бежать, пока можно, да ноги старые, не унесут. Нелегкая сила занесла меня в Тулу».
Караульщик с кузнецом надели на шею Тимофейки раздвижное железное кольцо с замком. Кузнец защелкнул замок и ключ передал Антуфьеву. От кольца шла длинная цепь к чугунной двухпудовой гире, стоявшей на полу. Антуфьев встал и, уходя, уже не обращая внимания на старика, сказал караульщику:
– Смотри в оба. Головой ответишь, если что. А ты, старик, кончай пистолю.
С того дня Тимофей безвыходно оставался в кузне. Он с трудом переносил тяжелую гирю и водил налитыми кровью глазами, но весь ушел в работу.
Когда дед оставался наедине с Касьяном, что в кузне бывало редко, так как кузнецы работали беспрерывно, он отрывисто и сердито наказывал ему не ждать его, не жалеть, а отправляться в сибирское воеводство, к горе Благодати…
– Чую, сгноит меня здесь Демидыч. Видел, какие у него лапы цепкие? Что попало, уже не выпустит. Уходи, пока и тебя на цепь не посадил.
Касьян решительно отказывался:
– Холод настает. Где проживешь в дороге, когда снега завалят землю по пазуху? Пока здесь перебьемся. Весной легче уйти – весной и птица летит, и мы уйдем за нею.
Дед возился с пистолетом, внимательно разбирал его до последнего винтика, рассматривал, чистил, закаливал пружинки, отделывал рукоятку. Однажды, когда они были в кузне одни, он передал Касьяну вычищенный пистолет и сказал:
– Возьми-ка его себе, Касьянушка. Может пригодиться в дороге. Зверь иль недобрый человек – убережешься.
Касьян взял пистолет, не понимая:
– А как же хозяин?
– Хозяйский пистолет у меня вон где. – И дед вытащил из-за пазухи голубую тряпицу, развернул, – в ней лежал второй пистолет.
Касьян взял оба пистолета, сравнил их: они были двойни, ничем не отличались один от другого.
– А ты сам сможешь распознать, которая твоя пистоля, а которая немецкая?
Возле Тимофея вырос хозяин Антуфьев. Бесшумно подошел он в мягких валенках и протягивал к пистолетам костлявые руки.
– Различие есть во какое, – не смущаясь, сказал дед. – Видишь, здесь на стволе насечка, надпись немецкая – верно, «имярек» мастера. А на моей пистоле – «Тула. Демидов».
– Ладно, – сказал Антуфьев. – Ну и упрям же ты, Тимофейка, что протопоп Аввакум. Смотри, как бы и тебе на костре живьем не сгореть, как Аввакуму. А то бы ничего, добрый старик был, если бы хозяину покорялся. – И Антуфьев бесшумно удалился.
– И сгорю лучше, а тебе, Кощею, не покорюсь.
