столкновения.
Замысел, отраженный в директиве от 27 августа, настолько смел, что невольно возбуждает вопрос, была ли проверена хотя бы на карте его осуществимость; не было ли это одним из продуктов штабного бюрократизма, которых мы еще немало встретим в ходе событий. Основной вопрос, который встает при самом беглом взгляде на карту, — это расстояние между Витри — ле — Франсуа и Туль, пространство, в верхнем углу которого мы находим Верден. Какие силы мог бы Мольтке двинуть в этот разрыв — из директивы совершенно не ясно. И если директива заострена под кличем «К Парижу», не пренебрег ли он другой твердыней французской обороны — Верденом? Не возникнет ли здесь опасность маневра против тылов и сообщений пяти армий, сдвинутых к западу? Или, может быть, Мольтке рассчитывал, что к тому времени немцам удастся форсировать Мозель, сближая внутренние фланги двух разорванных крыльев германского войска?
Этот вопрос подводит нас к коренной проблеме шлиффеновского маневра. Главная трудность его заключалась в сочетании трех основных факторов: массы войск, или вооруженные силы; пространство, направление удара и местность; наконец, движение, или самый маневр. Обратим наше внимание сначала на два первых фактора. Отличие шлиффеновского маневра от «Канн» в предшествовавших войнах состояло в гигантском размахе всей операции: сотни километров, сотни тысяч людей, миллионная масса, разбросанная на протяжении около 300 км, — такова важнейшая особенность, характеризовавшая операцию войны новой эпохи. 7 армий двинулись в поход, располагаясь по этой гигантской дуге. Вопрос об их расположении на таком громадном пространстве, о распределении сил, получал исключительно важное значение.
Шлиффен предполагал из 72 дивизий, которые он имел в своем распоряжении в 1905 г., выделить 61 дивизию в состав массы; совершающей маневр захождения. Именно такое количество дивизий располагалось по плану Шлиффена 1905 г. на линии Тионвиль — Шарлеруа — Антверпен. Если учесть, что расстояние между этими пунктами составляло 244 км, то на каждую дивизию приходилась полоса движения в 4 км, что соответствовало густоте дорог в районе маневра. Эта узкая полоса вполне была посильна для каждой дивизии. Шлиффен был против создания каких бы то ни было резервов из перволинейных активных частей. Все должно быть брошено на осуществление основной и важнейшей задачи. При таком построении избегалась опасность образования пустот внутри охватывающего крыла и обеспечивалась максимальная быстрота его продвижения вперед. Это были в полном смысле грабли, которые должны были сгрести силы противника на своем пути, не оставляя им возможности проникнуть между зубцами. Все второстепенные задачи возлагались на территориальные бригады, двенадцать из которых предназначались для осады бельгийских и французских крепостей. Сверх того, восемь корпусов эрзаца предполагалось использовать для осады Парижа.
В составе армий, совершавших маневр захождения, западнее Вердена, Мольтке имел фактически не 60 дивизий, а меньше на одну треть, всего около 40 дивизий, причем силы противника, противостоявшие на этом участке фронта, благодаря передвижениям, которые успели сделать союзники с начала кампании, были уже в этот момент значительны; это необходимо отметить, ибо Шлиф — фен в своем плане рассчитывал все же на то, что немцы успеют подойти к Парижу до того, как серьезные силы противника будут сдвинуты к западу. Куда же девались остальные 20 дивизий? Семь из них Мольтке, по принятому им плану развертывания, переместил на усиление левого крыла; предполагалось, что они будут по мере развития маневра переброшены на правый фланг, но от этой меры по непонятным причинам Мольтке отказался после пограничного сражения, когда он счел вполне достаточными для завершения победы наличные силы на правом крыле[87]. 4 дивизии были переброшены на восточный фронт (11–й и гвардейский резервный корпуса); 4 дивизии осаждали Антверпен (3–й и 9–й рез. корпуса); 2 дивизии — Мобеж (8–й рез. корпус); 1 дивизия — Живе (24–я рез. дивизия); 2 дивизии находились между Тионвилем и Верденом для предотвращения наступления французов из района Верден — Туль. Наконец, 8 корпусов эрзаца были уже или растрачены, или еще не сформированы.
Могли ли столь ослабленные силы правого заходящего крыла сохранить прежний фронт развертывания в 240 км? Очевидно, нет, — говорят нам. Исходя из указанной нормы, они могли обеспечить фронт лишь в 160 км. Сохраняя направления движения для армий правого крыла согласно плану Шлиффена, Мольтке предрешал возникновение разрывов общим протяжением в 80 км. Такие разрывы и возникли действительно в ходе маневра. Они вынудили армии правого крыла непрерывно отклоняться к востоку. В результате 1–я армия, вместо обхода Парижа с запада, должна была пройти мимо Парижа с востока.
Мы согласны, что можно так объяснить рокировку правого крыла к востоку, следствием чего явилось оставление Парижа на правом фланге заходящего крыла, но этим нельзя оправдать оставления такого важного железнодорожного центра и укрепленного района, как Париж, почти без всякого наблюдения. В этом заключается одна из величайших ошибок, допущенных Мольтке.
Генерал Тренер в своей известной работе, посвященной критике стратегии Мольтке[88] делает в связи с этим очень интересные предложения. Чтобы обеспечить маневр захождения пятью армиями правого крыла, следовало, по его мнению, отказаться от всяких активных операций в Лотарингии и Вогезах, тем более что, как показала практика, они все равно неспособны были выполнить главную задачу — сковать силы французов и воспрепятствовать их переброске на запад, не говоря уж о прорыве крепостного пояса[89].
Тогда появилась бы возможность передвинуть 5 корпусов в район Люксембурга — Тионвиль — Мец. Два из них следовало передать 5–й армии, а три оставить против Вердена, западнее Мааса; восточнее этой реки находились бы 33–я рез. дивизия и ландверные бригады. Число корпусов 1–й армии следовало довести до семи, передав ей два из состава 2–й армии, 2–ю и 3–ю армии свести в одну, образовав из этой новой армии и 1–й армии группу армий во главе с генералом Бюловым. При таких условиях план, намеченный в директиве от 27 августа, мог быть осуществлен. Эти предложения Тренера вполне разумны. По его мнению, вместо длинной директивы германского главного командования следовало отдать короткий приказ: «1–я армия, направление: Сена, выше Парижа; 2–я, 3–я, 4–я и 5–я армии: смыкайтесь тесно направо; 6–я и 7–я армии: окопайтесь, отправьте значительные силы на заходящий фронт через Тионвиль — Мец»[90] .
Конечно, ослабляя правое крыло, Мольтке допустил крупнейшую стратегическую ошибку. Но этим еще не доказано, что участь предпринятого им маневра была предрешена. Силы все еще оставались очень крупные и, во всяком случае, значительно превосходили силы противника на этом участке. В особенности благоприятно было положение 1–й армии далеко выдвинутой к западу и имевшей на пути своего движения лишь морально подавленные, малоподготовленные, отступавшие силы англичан. Заданное Мольтке направление движения 1–й армии, выводило ее еще дальше к западу во фланг англичан. Охват левого фланга союзных войск был, таким образом, вполне реален или, правильнее сказать, обеспечен. Это непрерывное давление с фланга устраняло возможность количественно слабейшему на этом участке противнику задержаться. Развитие маневра в силу этого бесспорно сулило немцам полный успех.
У союзников имелось лишь два способа выйти из этого тяжелого стратегического положения: во- первых, сосредоточить на левом их фланге массу, способную остановить продвижение вперед правофланговых германских армий; во-вторых, быстрым отступлением на всем фронте выскользнуть из угрожавшего кольца окружения. Эти два момента контрактивности противника вообще имели решающее значение для судьбы шлиффеновского плана. Такое же значение они имели и для маневра Мольтке 27 августа.
Совершенно очевидно, что решение следовало искать в правильном использовании пяти
