— Да, молоток есть. — Она пошла на кухню и вернулась молотком, таким новеньким, что он даже блестел.
— Где ты хочешь ее повесить?
— Наверху. В спальне. — Она первой пошла по лестнице. — А что у тебя в сумке?
— Всякие разности. Да, тот, кто восстанавливал дом, знал, что делал. — Сет провел рукой по гладким перилам. — А сколько здесь комнат? Три?
— Четыре. Одна совсем маленькая, она хорошо подходит для кабинета или небольшой библиотеки.
Она зашла в спальню. Сету понравилось, что из ее окон открывается прекрасный вид на реку, высокие деревья и тенистый сад. Стены в спальне были небесно голубыми, на дощатом полу лежали два ковра с цветочным узором.
— Я думала повесить картину между окнами. Здесь идеальное освещение, без прямых солнечных лучей.
— Хороший выбор. — Он поднял холст. — И к тому же она будет смотреться как еще одно окно.
Она посмотрела на картину с разных углов.
— Просто прекрасно.
— А теперь посмотри, что у меня там в сумке, — сказал он, даже не обернувшись.
Дрю открыла сумку и была поражена, увидев длинную полупрозрачную юбку — пурпурные анютины глазки на голубом фоне — и маленький топик того же цвета с узкими бретельками.
— Тебе это пойдет, а я именно в этом хочу тебя писать.
— И ты всегда получаешь то, что хочешь.
Он обернулся и посмотрел на нее:
— До сих пор получал.
Тут зазвонил телефон.
— Извини. — Она сняла трубку: — Да, я вас слушаю.
— Привет, моя дорогая.
— Папа, почему это в воскресное утро ты не играешь в гольф?
— У меня не очень-то приятные для тебя вести, моя девочка. — Проктор тяжело вздохнул. — Мы с мамой разводимся.
У нее застучало в висках, и она сказала Сету, чтобы он взял кофе на кухне и подождал, пока она поговорит по телефону.
— Прекрасно, я выпью кофе и пойду во двор, подготовлю там все для сеанса.
Когда Сет спустился вниз, Дрю села на краешек кровати.
— Папа, что все-таки случилось?
— Детка, к сожалению, мы с твоей мамой не ладим уже до вольно давно. Я пытался оградить тебя от наших проблем. Я уверен, что мы бы уже развелись, если бы не ты.
— Папа, мне так жаль. Могу я чем-то вам помочь?
— Это сложно обсуждать по телефону. Почему бы тебе не приехать сегодня? Пойдем в кафе и там поговорим. Для меня это будет настоящим подарком.
— Извини, папа, но у меня дела.
— Конечно, что тебе до моих проблем — твои дела важнее. Ну ладно, не переживай! — Он каким-то образом ухитрился сказать это одновременно бодрым и страдальческим голосом. — Но я все-таки надеялся, что ты найдешь для меня время.
— Извини, папа.
До конца разговора она извинилась еще несколько раз. Не успела она положить трубку, как телефон зазвонил вновь. Да, тридцать лет, которые мать с отцом прожили вместе, не прошли даром. Она взяла трубку и сказала:
— Здравствуй, мама.
Сет расстелил красное покрывало в тени на берегу реки, поставил на траву плетеную корзину, прислонил к ней открытую бутылку вина и бокал на тонкой ножке. Рядом положил книжку в потрепанной белой обложке.
Она переоделась в одежду, которую он ей принес.
— Извини, что я так долго, — сказала она, спускаясь с крыльца.
— Да что ты!
Он пошел ей навстречу и обнял, не обращая внимания на ее попытки отстраниться.
— Ты такая грустная. — Он слегка коснулся губами ее волос. — Может, перенесем сеанс на другой день?
— Нет. Ничего страшного не произошло. Обычное семейное безумие.
— Расскажи мне, я в этом деле дока.
— Мои родители разводятся.
— О, дорогая! — Он погладил ее по щеке. — Мне так тебя жаль.
— Нет, нет. — К его изумлению, она рассмеялась. — Ты не понимаешь. Примерно раз в два года я слышу: «Дрю, у меня для тебя плохие новости» или «Дрю, даже не знаю, как тебе об этом сказать…».
— Мне кажется, они тебя используют как мячик в игре друг с другом.
— Они меня слишком сильно любят, — сказала она тихим голосом. — А может, наоборот, недостаточно. Я так и не смогла в этом разобраться. Думаю, и они тоже. И почему только я все это на тебя вываливаю?
— А почему бы и нет? Ты ведь практически моя девушка. Может, бросим все это и покатаемся на лодке?
— Нет, ты ведь уже все подготовил.
— Ну, тогда ладно, давай разувайся.
Она сняла парусиновые шлепки.
— Пикник босиком.
— Прекрасно. А теперь ложись на покрывало.
Дрю думала, что будет сидеть, расправив широкую юбку, и читать книжку. Она послушно ступила на покрывало и спросила:
— А как ложиться, лицом вверх или вниз?
— Ложись на спину. Вот так, подвинься ближе к краю. Подними правую руку и положи ее на голову, а левую согни в локте. — Он наклонился и приподнял юбку, обнажив ей левую ногу до середины бедра.
— Скажешь, ты это делаешь ради искусства, а не пристаешь ко мне?
— Да, конечно, я все делаю исключительно ради искусства. — Он провел пальцами по ее бедру, расправляя юбку так, как ему было нужно. — Но при этом я вовсе не отрицаю, что пристаю к тебе. — Он спустил бретельку ее топика с плеча, посмотрел и удовлетворенно кивнул. — Поверни ко мне голову.
Она повернула, и взгляд ее упал на подготовленные краски.
— Это ведь акварель? Ты вроде хотел писать маслом.
— Этот портрет должен быть написан именно акварелью. Ты спокойно отдыхаешь в прекрасный летний день у реки, — объяснил он, начиная делать набросок.
— Я одна?
— Пока да. Ты лежишь и о чем-то мечтаешь.
Дрю постаралась выполнить все его указания. Она выглядела как сказочная принцесса — необычный, продолговатый разрез глаз, шапка темных коротких волос. Волшебная принцесса, которая дремлет в саду своего замка. Такой она ему виделась.
Незаметно для себя она погрузилась в сон.
Дрю открыла глаза. Чувствуя себя неловко, она приподнялась на локте:
— Ох, извини. Ты закончил?
— Нет, разумеется, но успел много. Однако мой желудок подсказывает, что пора бы перекусить. — Он открыл сумку-холодильник. — Что там у нас? Хлеб, сыр, виноград и пита с салатом, которую Филлип очень
