— Ты мне не мать. — Он расстегнул сумку, чтобы она увидела содержимое. — Вот тебе отступные. А теперь держись подальше от меня и моих близких.
— Что ты из себя изображаешь? Думаешь, стал знаменитым и теперь можно со мной так обращаться? Да ты никто!
Сет встал, бросил на стол десятку и сказал:
— Может, и так, но я все-таки лучше, чем ты.
Она схватила сумку, положила ее рядом с собой, прижав к бедру, а он в это время уже выходил из кафе. Залог, это только залог, с ехидством думала она. Этих денег хватит на несколько недель, пока она не придумает, что делать дальше.
Он закрылся в мастерской. Он знал, что родные беспокоятся за него. Но после встречи с Глорией он не мог заставить себя навестить их.
Сет достал из кладовки большой холст и начал писать то, что в данный момент чувствовал. На нем появились перепутанные, как в его голове, эмоции и образы. Он писал одержимо, со страстью, так, как будто от этого зависела сама его жизнь.
Так думала Дрю, стоя в дверях с вазой с цветами. Это была борьба жизни со смертью, здравого смысла и безысходного отчаяния. Одной кистью он наносил удары по холсту, а другая была зажата у него между зубами, как запасное оружие.
Музыка играла на полную мощь, страстные аккорды гитары, похожие на крики во время сражения. Краска забрызгала его рубашку, джинсы, обувь. Ее пол.
Наблюдать за ним было страшно интересно, в этом было.
Что-то интимное и странным образом эротичное. Она стояла и смотрела, как он буквально набрасывается на холст. Резкие, почти ожесточенные, а потом едва заметные мазки, несущие в себе едва сдерживаемую злость.
Когда Сет отступил от холста, ей показалось, что он и сам не понимает, откуда все это взялось. Она попыталась было незаметно уйти, но он обернулся и посмотрел на нее так, будто только что вышел из транса. Ей оставалось только войти в мастерскую.
— Извини, ты не слышал, как я постучала. — Дрю старалась не смотреть на картину. — Я помешала тебе работать.
— Нет, по-моему, я ее уже закончил. А тебе как кажется?
Это был шторм на море. Грубый, жестокий и очень живой. Она слышала, как воет ветер, чувствовала, какой ужас испытывает человек, в одиночку пытающийся удержать на плаву лодку, которую вот-вот сомнут гигантские волны. А где-то вдалеке виднелся берег и огоньки. Там был дом. Он пытался во что бы то ни стало вернуться назад.
— Она производит сильное впечатление, — удалось наконец выговорить ей. — А еще в ней такая боль! Лица мужчины не видно. Ты ведь специально так сделал? Чтобы мы все задумались, каково это — в одиночку сражаться с темными силами.
— А тебе интересно, победит он или нет?
— Победит, потому что ему обязательно надо вернуться домой. Его там ждут. Сколько ты работал над этой картиной?
— Не знаю. А какое сегодня число?
— Значит, долго. Тебе, наверное, лучше поехать домой, отдохнуть. — Она протянула ему вазу. — Это в знак мира и дружбы.
Букет в синей вазе был составлен из самых разных цветов.
— Спасибо, очень красиво.
— Я была не права. Я вообще-то редко ошибаюсь, но это как раз тот самый случай.
— Так в чем ты на этот раз была не права?
— Насчет тебя и Обри. И не только в том, что касается ваших отношений, но и в том, что я вообще заговорила об этом.
— Так, значит, ты была дважды не права.
— Нет, это одна ошибка.
Он поставил вазу.
— И почему же ты решила, что была не права?
— Обри заехала ко мне в магазин и все мне объяснила. А потом мы поехали ко мне домой, сидели и пили вино.
— Когда я говорил то же самое, ты меня слушать не хотела, а когда тебе об этом Обри сказала, все вдруг стало ясно.
— Да.
— Я не знаю почему, но это меня бесит. Я хочу пива. Будешь?
— Значит, ты меня прощаешь?
— Еще подумаю, — донесся его голос из кухни. — Вернувшись, Сет сказал: — А может, закажем пиццу? Я страшно проголодался. А ты хочешь есть?
— Ну, в общем-то…
— Прекрасно, где телефонный справочник? — Он наконец нашел его под подушкой. — Привет, это Сет Куин… Да, у меня все нормально. А ты как?.. Обязательно приду. Слушай, я хочу заказать большую пиццу со всем, что у тебя есть.
— Мне не надо, — сказала Дрю, и он с недоумением посмотрел на нее.
— Чего тебе не надо? Подожди секунду, — сказал он в трубку.
— Всякой колбасы, ветчины и прочего.
— Как это? — Он уставился на нее. — Вообще ничего? Ну ладно, сделай половину нормальную, а половину без всего… — Он положил трубку и бросил телефон обратно на кровать. — Знаешь, я хочу быстренько принять душ.
— Можно мне пока посмотреть твои картины?
— Конечно.
И вот так они вроде вернулись к прежним отношениям.
Она подошла к холсту, стоявшему на мольберте у окна. У нее перехватило дыхание: Сет написал ее такой красивой. Она была изображена здесь как женщина желанная, но в то же время несколько отстраненная. При взгляде на нее сразу видно, что ей хочется побыть одной. Как можно понять человека, способного создать на одной картине наполненную мечтами и грезами атмосферу, а на другой холст вылить ярость и страсть?
Рассматривая полотна, которых было здесь множество, она начала вроде бы что-то понимать. Дрю увидела на его картинах радость и любовь, скорбь и капризы, желание и отчаяние. Он это все увидел и прочувствовал, поправила она себя.
Когда Сет вернулся из душа, она сидела на полу с картиной на коленях. Он взял со стола бутылку пива.
— Может, лучше вина выпьешь?
— Да не важно.
Она не могла оторваться от картины. Это была акварель, которую он написал по памяти в один из дождливых дней в Италии, когда очень скучал по дому. На ней была изображена болотистая равнина с эвкалиптами и дубами по краям, воздух предзакатным, каким-то светящимся.
— Это недалеко от дома, — сказал он.
— Ты не продашь мне эту акварель?
— Если ты почаще будешь заходить в мастерскую, то, может, и агент мне не понадобится. А ты видела свой портрет?
— Да, мне очень понравилось. А как ты его назовешь?
— «Спящая красавица», — ответил Сет и пробормотал себе под нос: — Кабачковый хлеб.
— Что ты сказал? Я не расслышала.
— Да так, вспомнил кое-что. А вот и пицца, — объявил он, услышав стук в дверь.
Сет схватил кошелек и пошел открывать.
