необычные фасоны и ткани. Либби уверяет, что не сочетанна, а сама носит трусики, способные свести с ума любого нормального мужчину. Очевидно, Либби склонна к романтизму во всем, даже в мелочах. Он без труда представил ее себе в крошечных шоколадных трусиках с кружевной отделкой и поспешно задвинул ящик.
В другом ящике лежали так же аккуратно сложенные джинсы и прочные туристские штаны. Некоторое время Кэл озадаченно разглядывал застежку-«молнию», несколько раз застегнул и расстегнул ее, потом положил джинсы на место. Раздосадованный, он направился к письменному столу, где по-прежнему тихо жужжал компьютер — древняя, устаревшая модель. Наконец, его взгляд упал на кипу газет. Наконец-то! Вот что развеет его сомнения! Кэл не стал тратить время на снимки и броские заголовки. Его взгляд сразу же упал на дату.
Сомнений не осталось: он действительно очутился в двадцатом веке!
Внутри у него все сжалось. Не обращая внимания на внезапный шум в ушах, он нагнулся и схватил верхнюю газету. Слова заплясали перед глазами. Какие-то переговоры об оружии — ядерном оружии… он невольно испытал ужас, хотя и притупленный. Разрушения на Ближнем Востоке… В маленькой, хлестко написанной заметке упоминалось, что «Моряки» одержали верх над «Смельчаками». Очень медленно, чтобы не упасть — ноги его не слушались, — он опустился на стул.
В голове мелькнуло: как жаль… Чертовски жаль, что с ума сходит не Либби Стоун.
— Калеб! — Увидев его лицо, Либби бросилась к нему. В руке она сжимала крошечную рюмочку с янтарной жидкостью. — Ты белый как простыня!
— Ничего страшного. — Ему нужно быть очень осторожным, очень осторожным. — Наверное, слишком быстро встал.
— По-моему, тебе сейчас действительно не помешает выпить. — Она осторожно подала ему рюмочку, которую он взял обеими руками. — Не сразу, — начала было она, но Кэл выпил бренди одним глотком. Присев рядом на корточки, Либби смерила его озабоченным взглядом. — Сейчас тебе станет легче… или ты снова вырубишься.
Бренди — не подделка и не галлюцинация, решил он. Горло согревало мягкое тепло. Кэл закрыл глаза и стал ждать, когда внутри разольется тепло.
— Я по-прежнему не очень хорошо ориентируюсь. Давно я здесь?
— Со вчерашней ночи. — Либби заметила, что ее подопечный чуть-чуть порозовел. Голос стал спокойнее, сдержаннее. Она расслабилась и только тут поняла, до чего испугалась. — Ты рухнул где-то около полуночи.
— Ты видела, как я рухнул?
— Я увидела огни и услышала грохот, когда твой самолет ударился о землю. — Она улыбнулась и привычно нащупала ему пульс. Кэл открыл глаза. — Сначала мне показалось, что я вижу метеор, или НЛО, или что-то в таком роде.
— Что? Какое еще НЛО? — изумленно спросил он.
— Не думай, будто я верю в инопланетян, космические корабли и все такое, но отцу подобные вещи всегда нравились. Я поняла, что упал самолет. Ну как, тебе лучше?
Кэл решил пока не говорить ей, как он себя чувствует и что именно испытывает.
Ему надо хорошенько все обдумать, иначе он наговорит лишнего.
— Немного лучше. — Все еще надеясь, что произошла ужасная ошибка, он потряс газетой, которую сжимал в руке. — Откуда она у тебя?
— Пару дней назад я ездила в Брукингс. Это городок километрах в ста отсюда. Купила продукты и захватила несколько газет. — Либби рассеянно посмотрела на экземпляр у него в руке. — Правда, прочитать хотя бы одну так и не успела, поэтому они уже устарели.
— Ага… — Кэл посмотрел на газеты, которые валялись на полу. — Устарели.
Рассмеявшись, она встала и попыталась хоть как-то навести порядок.
— Здесь я всегда чувствую себя отрезанной от мира — даже больше, чем в экспедиции, в поле… Наверное, наши успели бы основать колонию на Марсе, а я бы так ничего и не узнала, пока все не было бы кончено.
— Колонию на Марсе, — прошептал Кэл, чувствуя, как сосет под ложечкой. Он покосился на дату выхода газеты. — По-моему, до колонизации Марса еще лет сто.
— Жаль, что я ее не застану. — Либби вздохнула и выглянула в окно. — Опять дождь начинается. Давай посмотрим новости — может, узнаем прогноз погоды. — Перешагнув через лежащую на полу стопку книг, она включила маленький переносной телевизор. Через секунду на экране показалось изображение, все в ряби. Она взъерошила волосы и решила, что посмотрит прогноз без очков. — Обычно погоду передают в… Калеб! — Она склонила голову набок, улыбаясь его удивленному выражению. — Можно подумать, ты телевизора в жизни не видел!
— Что? — Кэл заставил себя встряхнуться. Жаль, что больше нет бренди. Телевизоры… Он слыхал о них, конечно, — как Либби, наверное, слыхала о крытых фургонах с парусиновым верхом, на которых путешествовали первые поселенцы. — Я не знал, что у тебя есть телевизор.
— Мы люди простые, но не примитивные, — с гордостью сообщила она и нахмурилась, увидев, как он усмехается. — Может, еще полежишь?
— Да. — Кэл кивнул и подумал, что когда проснется, то окажется, что он все это видел во сне. — Можно мне взять эти газеты? Ты не против?
Либби помогла ему встать.
— Вот не знаю, стоит ли тебе сейчас читать.
— Пусть это будет моей самой маленькой заботой. — Хотя стены уже не кружились, Кэл с удовольствием оперся на нее. Плечи у нее сильные, подумал он. И она так чудесно пахнет. — Либби, если я проснусь и окажется, что мне все только приснилось, знай: ты была моим самым прекрасным сновидением!
— Очень мило.
— Я не шучу.
Бренди и слабость брали свое. Кэлу казалось, что его мозг поджаривается на солнце, но он не пытался сопротивляться. Близость Либби тоже делала свое дело. Кэл не переставал обнимать ее; более того, он постепенно притягивал ее к себе все ближе и ближе. Наконец, ее лицо оказалось совсем рядом, и он бегло коснулся губами ее губ.
Либби отскочила от него, как мячик. Когда Кэл заснул, она еще долго стояла и смотрела на него, стараясь унять бешеное биение сердца.
Кто такой Калеб Хорнблауэр? Недоумение не давало ей работать весь вечер. Увлечение обитателями острова Колбари померкло по сравнению с растущим интересом к нежданному и загадочному гостю.
Кто он такой и что ей с ним делать? Трудность в том, что она почти ничего не знает о нем. Одни вопросы без ответов. Из вопросов можно составить длиннющий список. Либби обожала составлять списки; кроме того, она хорошо себя знала и понимала, что механическая работа избавит ее от неясной тревоги.
Кто он такой? Почему летел в полночь, в грозу? Откуда он прилетел и куда направлялся? И почему обыкновенная книжка в мягкой обложке повергла его в панику? Почему он поцеловал ее?
Либби резко оборвала себя. Как раз это несущественно — и даже неуместно. Поцелуй не считается. И вообще, не важно, поцеловал он ее или нет. Покусывая ноготь, она задумалась. Наверное, он таким способом выразил ей свою благодарность. Он всего лишь пытается показать, что признателен ей. Поцелуй всего лишь ничего не значащий жест. В западном обществе он давным-давно стал привычным ритуалом, с течением веков утратив смысл, подобно улыбке или рукопожатию. Поцелуй — символ дружбы, нежности, сочувствия, благодарности… И желания. Она снова куснула ноготь — сильнее.
Конечно, целоваться принято не везде. Во многих родоплеменных обществах… Ну вот, в досаде подумала Либби, она снова читает лекцию. Она опустила голову и заметила, что снова грызла ногти. Дурной знак!
Ей совершенно необходимо ненадолго отвлечься от Калеба Хорнблауэра и наполнить желудок. Прижав ладонь к животу, Либби встала. Все равно ничего путного не приходит в голову, так почему бы и не поесть?
