забыть поставить себе пятерку за Дружбу и Самоотверженность.
Стараясь действовать как можно осторожнее, я просунула руки между прутьями и помахала увлажняющей салфеткой, как флагом, свидетельствующим о моей полной и безоговорочной капитуляции. Джек Николсон отреагировал на мои движения как разъяренный бык на плащ тореадора. Мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы не отдернуть руку и не помчаться с визгом назад к машине.
Но маленькая лохматая колбаска ринулась ко мне и не думая кусаться. Подбежав, Джек доверчиво положил голову на мою левую ладонь. Правой рукой я осторожно протерла ему нос, который действительно был сухим и твердым, как подошва. Когда процедура была закончена, пес благодарно лизнул мою руку. Расчувствовавшись, я протянула руку и почесала Джека за ухом. Похоже, он был доволен. Все шло гладко, и я подумала, что, возможно, я заблуждалась, и эти собаки не такие уж чудовища.
В эту секунду мою руку пронзила острая боль. Гаденыш впился мне в палец, издав воинственный рык, послуживший сигналом для Ширли Маклэйн. Та немедленно присоединилась к Джеку, и два лохматых преступника принялись дружно терзать мою плоть.
Извиваясь от боли, я каким-то чудом вспомнила рассказ Лекси.
– Ах, вы мои умницы! – завопила я во все горло. – Как же вы славно кусаетесь!
Когда я наконец добралась до дома с продезинфицированной и перевязанной правой рукой, которая продолжала нестерпимо ныть, я обнаружила у дверей еще один букет цветов. Мне стало не по себе. Значит, Стюарт Хэнкин побывал у меня дома? Если да, мог ли он заметить что-то неладное? Хотя второй букет был не хуже первого – делая эту запись, я продолжаю им любоваться, – мне совсем не хотелось, чтобы Стюарт ошивался вокруг моего дома. Разумеется, он не может проникнуть в подвал; дом надежно заперт и поставлен на сигнализацию. Но порой братьев связывают незримые нити, и мне не хватало только, чтобы Стюарт уловил флюиды Дэниела и устроил его побег. Обучение Дэниела еще не окончено. Он еще не стал тем, кем может стать. Я все еще в долгу перед ним, как и перед теми женщинами, с которыми он рано или поздно будет встречаться, и должна довести дело до конца.
На карточке, вложенной в букет, я увидела уже знакомый кудрявый почерк; наверное, букеты составлял один и тот же флорист.
До чего же упрямый тип. Вообще-то горбинка у него на носу едва заметна, да она, в сущности, и не портит его довольно привлекательное лицо, и все же больше я не желаю о нем думать. Кто такой этот Стюарт Хэнкин? Я взяла вазу здоровой рукой и попыталась открыть дверь истерзанными пальцами искусанной. Меня тешила слабая надежда, что моя плоть столь же несъедобна, как еда в плохом мексиканском ресторане, и что Джек Николсон и Ширли Маклэйн поплатятся за свое преступление страшными муками. Представив, как они мучаются коликами в желудке и поносом, я немного утешилась, но мне по-прежнему хотелось, чтобы судья, которому предстоит решить их судьбу в пятницу, был в скверном расположении духа Честно говорю, я бы с радостью сделала для этого все от меня зависящее.
Когда я включила автоответчик, там были три сообщения, все от Стюарта. В каждом из них он молил о прощении. Не знаю, где он раздобыл мой адрес и телефон, а впрочем, это неважно. Я стерла все три сообщения и пошла вниз проведать мальчиков.
Когда я спустилась в подвал с овсяной кашей и сыром, Алан и Оуэн играли в шахматы. В качестве шахматных фигур у нас в Пансионе использовались фигурки оригами. Я смастерила их сама, опасаясь, что твердые фигуры из пластика мальчики могут использовать как оружие. И хотя меня это больше не пугает, мальчики привыкли, что коней заменяют лебеди, а ладьи – цветки лотоса. С ними борьба становится не столь ожесточенной. Бой превращается в перегруппировку и вытеснение. Понятие
Дэниела я заметила не сразу. На долю секунды мне представилось, что он послал мысленный импульс Стюарту и тот помог ему бежать. Вот-вот кругом взвоют сирены полицейских машин, и все будет кончено. Все поплыло у меня перед глазами, и я оглянулась, ища, куда бы сесть. В этот момент груда одеял на койке Дэниела зашевелилась. На других кроватях одеял не было. Одеяла были припорошены слоем опилок; не пойму, откуда они берутся?
Я подошла поближе.
– Дэниел? – окликнула я. – Что с тобой, милый?
– М-мне х-холодно, – стуча зубами, сказал он. – Я п-пытался согреться.
Он весь пылал. У него был жар, это было ясно и без термометра, и все же я измерила ему температуру. Сто два, дело принимает нешуточный оборот. Я взяла несколько таблеток тайленола и растворила их в стакане апельсинового сока.
– Что у тебя с рукой? – спросил он.
– За меня не волнуйся. Выпей это.
Когда он выпил сок, я поплотнее укутала его одеялом, и вскоре он крепко уснул. Похоже, он расхворался всерьез.
– Алан, Оуэн, – сказала я, – не могли бы вы прерваться? Пора проверить ваши тетради.
Мальчики любят, когда им ставят оценки; это роднит всех нас. Это позволяет им увидеть, чего они достигли, понять, каковы их слабые места и на что следует обратить внимание в будущем.
Алан подал мне тетрадь, точно с любовью приготовленный праздничный подарок. Я села рядом с ним на койку, и мы открыли последнее задание. Утром я задала им проработать целые четыре страницы, и мне было приятно, что он сделал все.
Сегодняшний урок касался умения одеваться. Оуэн и Дэниел одевались со вкусом и до того, как попали в Пансион, однако я решила, что им не повредит повторить основы. Алан был в этом деле полным профаном; когда я подобрала его на парковке бара в Мелроуз и привезла к себе, он щеголял в вытертых джинсах в стиле 80-х годов и ярко-оранжевой футболке, которой было самое место в мусорном ведре еще до того, как она была куплена.
Задание на первой странице было несложным: подобрать гармоничные сочетания предметов одежды. Я вырезала из журналов фотографии брюк и приклеила их в левой части страницы, справа были приклеены фотографии рубашек и пуловеров. Мальчики должны были подобрать приемлемые сочетания брюк и рубашек. Любая женщина выполнила бы такое задание с закрытыми глазами, однако большинство гетеросексуальных мужчин не способны сделать это даже под угрозой смертной казни. Правда, мои мальчики не таковы. Кое-чему я успела их научить.
Одну за другой я проверяла пары, составленные Аланом.
– Черные слаксы и бордовый пуловер. Хорошо. Потертые джинсы и желтая кожаная куртка на пуговицах. Просто, но хорошо, – я отметила галочками остальные ответы и поставила на первой странице жирную пятерку с плюсом. Алан просиял.
Следующее задание было посложнее, там я добавила к одежде ремни и туфли. Здесь Алан действовал менее уверенно и сделал несколько ошибок в сочетаниях черного и коричневого. Тем не менее я решила поощрить его усердие и поставила за второе задание четверку.
Затем мы перешли к нарядной одежде, и здесь Алан показал, как многому он научился. Он мастерски подбирал сочетания полосатых галстуков с клетчатыми рубашками и вычеркнул все лишнее. Не забывайте: когда я впервые встретилась с Аланом в забегаловке на Шерман-Оакс, он был одет так, что поначалу я сомневалась, смогу ли принять его в Пансион. Мои мальчики должны владеть основами хорошего тона и чувствовать стиль, полагала я; мне не хотелось начинать с нуля, моя цель была придать форму тому, что уже есть. Однако в конце концов Алану удалось покорить мое сердце, и я с распростертыми объятиями взяла его в свой класс.
Последним заданием было сочинение. Чтобы разобрать каракули Алана, мне пришлось придвинуть поближе настольную лампу.
– В следующий раз, – сказала я, – постарайся писать поаккуратнее. Я не про ошибки, а про почерк. Это тоже часть хороших манер. Кроме прочего окружающие судят о нас и по почерку.
Тему сочинения я придумала утром, принимая душ, и по сути она тоже касалась манер, стиля и того, что так часто ведет к непониманию между мужчиной и женщиной:
