ним были взрослые люди, мамы и папы, его проводники в будущее! И что? Чему они его научили? Только после того, как случится трагедия, родители вспоминают, что чего-то они не додали своему чаду, — а уж поздно. Почему они не интересовались, где всю ночь болтался их ребенок? Неужели невдомек, что он синий — от наркотиков и алкоголя? И как эти малолетние алкоголики будут относиться к своим детям и к своим родителям?
Остаповы сапоги, или днем стулья…
Интуитивно я изучал места, где живут те, ради кого я затеял все это. Посещал детские дома, интернаты, СИЗО и приюты. Перво-наперво следовало изучить директора учреждения. Воспитанники детских домов очень наблюдательны: кто приходит к ним, что у него в руках, в голове и душе? Директора — народ пугливый, боится несанкционированных контактов. Они мне мило улыбались, говорили, что все у них замечательно, тем не менее такая организация нужна. И выражение лица у них было кислое, хотя и снисходительное. Сейчас я со многими из них дружу. Они рассказывали мне, как кто-то уже пытался создать подобную общественную организацию, но не смог: трудно. Я улыбался и незаметно прятал чайные ложки в карман. Потом я ходил к чиновникам, сидел в коридорах власти, смотрел, запоминал, кто в какой кабинет заходит — это ж целый спектакль, — кто с кем дружит, кто как говорит, и кто как одет. Принимали по-разному. Но — образование, полученное в культпросвет училище, позволяло как-то себя подать. Я опять жарко рассказывал о трудностях детей-сирот, меня охлаждали чаем, обещаниями, однако на второй встрече переспрашивали: «Вы к кому?». Коллекция чайных ложечек пополнялась, но машина уже закрутилась, ночью я спал в ларьке, днем ходил по учреждениям, редакциям и выступал.
Народ ко мне попривык, уже смотрели спокойно, говорили комплименты типа «все у вас получится», «да-да» или даже трижды: «да-да-да» и одно «нет». При этом за мной следом ходили некоторые граждане с прямо противоположными высказываниями. Теперь они мои Почетные враги, без которых никак нельзя. Они звонили в редакции, всевозможные службы, говорили гадости и злые наветы. Я понимаю, что преодолеть двойственное чувство к личности просителя очень трудно. Когда машина закрутилась, многое стало мне понятно. Знакомства ни к чему не привели, однако кое-что прояснили. Важно просто делать свое дело, тогда любая чешуйчатая ложь отскочит сама собой. Очень люблю «Балладу о правде и лжи» Высоцкого. Вот, сейчас поставлю: «Я молюсь за вразей своих»…
Секретарь-телохранитель, или преодоление
Самое трудное в общественной работе — найти тех, у кого есть средства для реализации планов. Кто они, где живут? Может быть, на деревьях?
Тернистый путь начинается с секретаря, который тебя оценивает внешне: какие-то оборванцы пришли к директору, это еще зачем? Преодолеть секретарский кордон — большое искусство, тут важна те только шоколадка, но и первый вопрос. Секретари конца 90-годов чаще всего были членами семьи руководителя. Ноу коментс. Своих боссов они защищали яростно, до последнего патрона… Разговор начинался традиционно: «Вы кто?». Ответ должен сразить стража наповал. Главное — проявить себя как личность через юмор, легкость, свежесть… Можно произнести нечто оригинальное, пусть и не имеющее отношения к просительству. Тогда железная леди рассмеется или игриво улыбнется по крайней мере, наклонив головку… Это победа.
Научившись преодолевать блокпосты, я получил доступ к телу.
Тела чаще всего встречали не вставая. Они только указывали, на какой стул можно сесть. Но я всегда садился на другой, это удивляло: как это я не подчинился… Тогда мы начинали разговор.
О собратьях по цеху. Коротко, но резко
Одно время было модно говорить о социальном тендере, социальном заказе. Различные муниципальные организации заигрывали с общественными объединениями, приглашая на всякие ярмарки-форумы. На самом деле все это делается для галочки и палочки, так как интересы самого НКО никого не интересуют. Важно сообщить высокому начальству: НКО под контролем. Игры с тендерами и грантами — самая выгодная тема. Многие общественные организации ориентируются исключительно на гранты, они только для этого они и создаются, будто манна небесная сама собой повалит им с неба. А ведь это каторжный труд — думать и работать для других, при том, что общественным организациям завышают аренду помещений, ущемляют права в судах и т. д.
Бюрократам не до НКО, им бы на своих стульях удержаться, чтобы бездельничать при новом хозяине, сгребая взятки обеими руками. Больно смотреть, как общественники, представ перед очами некоего руководителя отдела, ждут, когда им назовут сумму. Сегодня НКО — это чаще всего полностью контролируемые властью организации, за редким исключением. Власть подслвывает их руководителями разные подачки в виде должностей, лишь бы не зудели над ухом. А ради чего и кого создавалась эти структуры? Кто теперь помнит? Получили привилегии, сели на административный ресурс — и давай строить свою карьеру. У нас таких тут много, впрочем, как и везде. Ну почему нельзя остаться при совести, не продаваться?
О грантовых фондах, что чаще в Москве
В начале своей общественной карьеры я приехал в Москву получать знания, как написать грантовую заявку и как работать в третьем секторе. Приехал в розовых очках, мне казалось, что горячие сердца тут же обретут поддержку и опору. Тепло детям и т. д. Наивняк! Как я ошибался. Работникам этих фондов нет дела до наших горячих сердец. Они работают и живут прежде всего для себя. Я видел самодовольных дам, которые приезжали на хороших машинах и морщили нос в сторону нас — наивных деревенских людей, ожидавших барской милости. Пренебрежение читалось на их лицах, порой переходящее в раздражение. Я тогда не знал, что фонды — это суперкоррумпированные организации, берущие взятки и проценты за то, чтобы заявка была удовлетворена. Как можно брать у детей с ДЦП, сирот? Но они брали. Мало того, что в этих фондах работают менеджеры и тренеры, нахватавшиеся книжных теорий. Они восседают на такой заоблачной высоте, что ты чувствуешь себя уже не просителем, а униженной букашкой.
Я перестал писать в эти самые фонды. Я работаю с тем, что рядом, на своем административном и информационном ресурсе. А недавно, я получил письмо от нового руководителя Фонда. Он пишет о том, что в фонде произошли изменения, что по итогам проверок многое прояснилось, и всех уволили. Я было обрадовался. Однако, на днях звонил в другой фонд проконсультироваться. Мне ответили, что все бывшие работники этого фонда работают теперь у них, и мне теперь будет проще работать со старыми друзьями. У меня не было слов. Видимо, Ревизор до них не добрался.
Подайте копеечку
Сейчас престижно подать визитку, блеснув регалиями. Однако, визиток у меня не было,
я выдавал короткий зазубренный бренд-предложение о судьбах детей-сирот, об их проблемах, плавно переходя на совестливые предложения.
