подчеркивала ее, Энн, сексуальную незрелость, вызывая в памяти все шпильки, которые Рейт так любил отпускать на ее счет.
Энн было хорошо известно, что Рей считал ее «непробудившейся» — ну так что из того? Конечно, его поддразнивания раздражали, а иногда и больно задевали ее, но она давно дала себе слово не бросаться сломя голову на шею первому встречному, не заниматься сексом ради секса. И уж если она решится окунуться в мир любовных утех, это будет только с человеком, чувствующим так же, как она сама, с человеком, который по-настоящему полюбит ее и не постесняется открыто это признать; с которым она сможет отбросить вечную осторожность и обнажить нежную и романтическую сторону своей натуры.
До сей поры она еще такого человека не встретила, но ведь когда-нибудь их пути пересекутся, а пока… пока ей совершенно некуда спешить. Ей только двадцать лет. Всего двадцать.
И вот она собирается делать предложение Уолстеру, а он-то уж определенно человек совсем не ее типа.
Энни взглянула на часы. Четыре. Она знала, что Рей чаще всего уходит с работы последним, а это значит, что раньше семи или восьми вечера он не явится. Еще столько ждать. Столько времени нервничать, репетируя свою речь. Интересно, как он отреагирует? Наверное, глупо посмеется. Энн даже покраснела с досады от этой мысли.
А все этот адвокат Уолт Кроуфорд, подумала Энн. Не приди в голову ее поверенному в делах эта сумасшедшая идея, все было бы иначе.
Девушка подошла к окну, вспоминая слова Уолта в его последний визит:
— По крайней мере, обещай мне, Энн, что хотя бы будешь держать меня в курсе дел.
— Принесу себя в жертву ради спасения дома? Почему я должна это делать? — возмущалась Энн. — Если бы хоть этот дом был мне очень нужен. Но вы-то знаете, как я к нему отношусь.
— А ты знаешь, что случится, если дом достанется Патрику? — перебил ее Уолт. — Он ведь все здесь разорит — просто ради удовольствия.
— И чтобы отомстить деду. Да, я знаю, — вздохнула Энни.
Патрик был двоюродным братом ее отца. Они с дедушкой поссорились еще задолго до ее рождения. Тяжелый раздор на почве финансов, а также моральных принципов. Дед потребовал тогда, чтобы ноги этого человека не было в их доме. Говорят, в семье не без урода, и их семья не явилась исключением. Даже теперь, когда Патрик был уже в летах, приобрел налет респектабельности, женился и был отцом двух сыновей-приготовишек, в нем сохранялось что-то отталкивающее. Отец утверждал, что хотя его братец в своих финансовых операциях открыто не нарушал закон, но, если подворачивалась возможность, не гнушался вести не вполне честную игру.
Отец… Энни перевела взгляд с окна на письменный стол. Там стояла отцовская фотография. Он был снят в форме незадолго до гибели своего старшего брата. После его смерти он вышел в отставку и вернулся в родное гнездо, чтобы делить горе со своим отцом. Еще раньше волею судьбы он потерял жену, мать Энн. Для них обоих — отца и деда — Голд Краун значил слишком многое. Конечно, девушка тоже любила дом — как же иначе? — но чувства собственницы по отношению к нему у нее не было. Когда она обходила его покои, то ощущала не гордость, а вину.
Если бы все было по-другому! Если бы Патрик был человеком иного склада! Она бы могла с легким сердцем покинуть это жилище и купить либо снять где-нибудь в городе маленький домик и целиком посвятить себя работе в приюте.
Но как быть теперь? Ведь Уолт предупредил, что потенциальный наследник разрушит имение.
— Он вырвет из дома душу, выставит на аукцион все, что можно, разнесет остальное по кирпичику, а землю продаст какому-нибудь спекулянту недвижимостью.
— Нет, он не посмеет! — протестующе перебила Энни. — Ведь дом внесен в реестр и подлежит сохранению, дядя это знает.
— А я знаю этого делягу. Я убежден, что для него не составит труда найти кого-то, кто сумеет обойти закон. Как ты думаешь, долго ли это здание продержится под натиском полудюжины молодцев с бульдозерами? И твой родственничек, конечно же, позаботится, чтобы ответственность легла на кого-то другого. Он ненавидел твоего деда, Энн, и в то же время знал, как много для них с отцом значил Голд Краун.
— Слишком много, — снова вздохнула девушка. — Нет, как хотите, а все-таки этот дом — анахронизм. Как бы он ни был красив, но одной семье жить в жилище таких размеров… Ох, и почему дедушка не послушал меня и не завещал его на благотворительные цели? Неужели он не мог?
— Значит, тебя не волнует, что случится с имением? Тебе не жалко, что Патрик унаследует его, а затем уничтожит? Подумай только — уничтожит сотни лет нашей истории!
— Конечно, мне жалко! — раздраженно воскликнула Энн. — Но что я могу поделать? Вы же не хуже меня знаете условия этого дедовского завещания. В случае, если ни один из сыновей не переживет его, то после смерти старейшины рода дом и поместье отходят к ближайшему кровному родственнику, который должен состоять в браке либо обязан вступить в брак в течение трех месяцев, с тем чтобы произвести наследника. Он составил этот документ давным-давно, еще когда только умер дядя Рон, и, если бы папа…
Тут она умолкла, потому что ее начали душить слезы. Она все никак не могла смириться со смертью отца, неожиданной и нелепой. Он скончался внезапно, от сердечного приступа. А через несколько недель, так и не придя в сознание, умер и находившийся в состоянии комы дед.
— Патрик удовлетворяет всем этим условиям, — проговорила она наконец, — значит, он и унаследует поместье.
— Да пойми, Энн, ты ближайшая кровная родственница своего деда, — перебил ее Уолт.
— Да, но я не состою в браке. И не собираюсь вступать, во всяком случае, в ближайшие три месяца, — холодно ответила девушка.
— Ты могла бы, — медленно произнес адвокат, — заключить фиктивный брак с целью соблюдения условий завещания. Этот брак можно было бы потом расторгнуть.
— Фиктивный брак? — Энн непонимающе уставилась на него.
Звучит как фраза из романа, подумала она. Может, в книгах это и выглядит очень интригующе. Но совершенно неправдоподобно в реальной жизни.
— Нет-нет. — Энн решительно затрясла головой, и густые темные кудри запрыгали по плечам.
Она раздраженно откинула их с лица. Не волосы, а наказание, непослушная копна, живут будто сами по себе. Моя цыганочка — так часто любовно называл ее дед. Но сколько бы она ни пыталась обуздать эту гриву, та всегда восставала против насилия. Едва девушка покидала парикмахерскую, волосы снова закручивались в черные пружинки. И в конце концов Энн махнула на них рукой.
— Об этом не может быть и речи, — продолжала она. — Кроме того, для брака — даже для фиктивного — нужны двое, а я не могу и представить, кого бы выбрала.
— Зато я могу, — вкрадчиво отозвался Уолт.
Энни медленно перевела взгляд с резной деревянной лестницы работы мастера XVII века на лицо юриста и подозрительно воззрилась на него.
— Кого же? — замерев, спросила она.
— Рейта Уолстера.
Энн так и села на ступеньку.
— Ну уж нет! — твердо заявила она. — Ни за что!
— Он — идеальная кандидатура! — будто не слыша ее, воодушевленно рассуждал адвокат. — И, главное, он никогда не скрывал, что ему очень хотелось бы иметь этот дом.
— Да уж, это верно, — сухо согласилась Энни, вспомнив, как Рей забрасывал дедушку просьбами, чуть ли не требованиями, продать ему Голд Краун. — Если Уолстеру он так уж нужен, то почему бы не убедить Патрика продать дом ему? — заметила она.
Брови Уолта изумленно поползли вверх.
— Что ты, Энн? Вспомни, Пат ненавидит Рея почти так же, как некогда — твоего дедушку.
— Да, это так, — опять была вынуждена согласиться Энни.
И это действительно было так. Рей и Пат были давними соперниками в бизнесе, и, как не раз говаривал Энн ее отец, еще не было случая, чтобы из какой-нибудь «схватки» Рей не вышел победителем.