во Франции. Я люблю его. Полюбила давно, с ранней юности. Мы даже были помолвлены.
— До того, как он стал рыцарем?
— Он сделал мне предложение в тот день, когда его посвятили. — Заметив на лице Андреаса удивление, Элвин грустно добавила: — Мы собирались сделать это тайно.
— И что случилось?
Она тяжело вздохнула:
— Долго рассказывать. В общем, его предал друг, и получилось так, что я была оскорблена до глубины души. На самом деле его вины тут не было, но мы расстались. Он отправился сюда, в Акру, а я осталась в Париже.
— А потом, когда вы встретились, ваша любовь вспыхнула вновь?
Элвин невесело рассмеялась:
— Она никогда не затухала.
— Он не покинет ради тебя орден?
Элвин ответила не сразу.
— Нет. Когда-то я надеялась, но теперь уже нет. Он так мечтал стать рыцарем, так долго этого ждал. А теперь вообще стал коммандором. Я думаю… — Она замолкла. — Я думаю, если у него отобрать мантию, то он перестанет существовать. Возможно, не умрет, но прежним больше не будет. — Элвин пожала плечами. — Конечно, если я его люблю, то должна любить таким, какой он есть. И должна желать ему счастья, верно?
— Ну и с чем ты останешься?
Элвин сбросила чепец и пробежала рукой по волосам. Андреас задумчиво посмотрел на нее:
— Я слышал о тамплиерах, имеющих жен.
— Да, но только если они уже были женаты до посвящения в рыцари, — сказала Элвин. — Они могут быть членами ордена, но не имеют права носить белую мантию. Подлинные рыцари дают обет целомудрия. Если кто-нибудь в Темпле узнает, что Уилл навещает меня, с него сорвут мантию и изгонят. Но в любом случае, — добавила она решительно, — жизнь монахини не по мне.
— А жизнь мирянина не для него. И что же тебе делать?
— Не знаю, Андреас. — Элвин закрыла глаза. — В самом деле не знаю.
— Ты давно виделся с Элвин?
— Потише ты, — пробормотал Уилл, поднимаясь со скамьи.
Саймон перестал тереть щеткой бок коня и посмотрел на друга:
— Извини. Но здесь никого нет, кроме этих добрых тварей.
Уилл оглядел конюшню со сводчатым потолком. Слева были стойла для боевых коней, массивных крепких животных, на которых ездили рыцари. Во время битвы на них надевали почти такие же доспехи, как на всадниках. В других стойлах держали верховых и вьючных коней.
— Все равно лучше об этом не говорить. — Уилл улыбнулся. — Я пришел повидаться с тобой. Выдалась свободная минута, я не хочу ее тратить на разговоры о себе.
Саймон хмыкнул:
— А о чем еще говорить, обо мне, что ли? — Он выпрямился, вытер лоб рукой, размазав по нему грязь. — Кстати, я вчера видел Эврара.
— И что?
— Он обеспокоен. Больше, чем обычно.
— Что он сказал?
— Ничего особенного. Спрашивал о тебе, упомянул, что ты давно его не навещал.
Уилл помрачнел.
— Ты же знаешь Эврара, — продолжил Саймон. — Я полагаю, он хотел, чтобы я сказал тебе. Ну, чтобы ты вспомнил о нем и навестил.
— У меня совсем не было времени, — произнес Уилл, теребя свою бороду. — Понимаешь, поручение великого магистра…
Уилл замолк. Это было не совсем так. Он избегал капеллана, зная, что тот начнет расспрашивать его о Гвидо Соранцо. До него, конечно, дошли слухи, наверняка даже он слышал от сенешаля, что в темнице Темпла сидит человек по имени Склаво, обвиненный в покушении на великого магистра. Уиллу никогда не удавалось перехитрить Эврара. Капеллан наверняка почувствовал бы, что он что-то скрывает.
После событий в доме Гвидо Соранцо Уилл сразу собрался пойти к Эврару. Рассказать о Склаво, о странном решении великого магистра послать купца-венецианца допрашивать Соранцо, о последних словах Гвидо. Но его остановила тревога за старика. В последнее время Эврар постоянно хворал и уже был подавлен предательством короля Эдуарда. Подозрение, что великий магистр ведет какую-то тайную игру, вообще могло свести его в могилу. К тому же единственное, чем сейчас располагал Уилл, это загадочная фраза умирающего человека. К Эврару надо идти с чем-то более определенным.
Уилл ломал голову, пытаясь понять значение этой фразы, но не придумал ничего путного. Он никогда не слышал ни о каком Черном камне и не понимал, почему ему вместе с великим магистром предстоит из-за этого камня сгореть в аду. Единственный человек, кроме Эврара, кто ответил бы на вопрос, был Илия, старик рабби, владелец книжной лавки в Иудейском квартале. Он дружил с Эвраром много лет. Илия знал о существовании «Анима Темпли» и помогал найти редкие трактаты для перевода, не возражал, чтобы братство использовало его лавку для распространения своих знаний. Это был мудрец, прочитавший все книги по истории, медицине, астрологии и даже старинной магии татуированных людей из пустыни. Он знал хотя бы немного обо всем. Уиллу нужно было только подумать, как спросить рабби, чтобы об этом не узнал капеллан.
— Я обязательно посещу Эврара после ужина, — сказал он Саймону.
Тот пожал плечами.
— Коммандор Кемпбелл.
Уилл повернулся. В дверях конюшни стоял Дзаккария.
— Великий магистр де Боже желает видеть тебя в своих покоях.
Гийом писал за рабочим столом, где солнечные лучи высветили широкий квадрат.
— Коммандор, — произнес он, не поднимая глаз, — закрой за собой дверь. — Гийом окунул гусиное перо в чернильницу и продолжил писать, недовольно морщась, когда получались кляксы.
— Вы желали меня видеть, мессир?
Написав еще три строки, Гийом отложил перо и откинулся на спинку стула.
— Ты славно справился с заданием прошлой ночью. И я благодарю тебя за это. Человек, замысливший меня убить, получил по заслугам.
Уилл почувствовал, что больше не может держать это в себе.
— Я счел бы за лучшее, если бы Гвидо Соранцо получил по заслугам в нашей тюрьме, а не в своем доме, рядом с детьми.
Гийом внимательно посмотрел на Уилла. Его лицо ничего не выражало.
— Действительно, так было бы лучше. Но Анджело Виттури поведал мне, что Соранцо бросился на него с кинжалом. Он убил его, защищая себя.
— Этого можно было бы избежать, мессир, если бы Соранцо привели для допроса сюда.
— Но тогда бы генуэзец имел время подготовиться, собраться с силами. Виттури удалось вытянуть из него правду, когда он был застигнут врасплох. — Великий магистр произнес это терпеливым тоном, но в этом тоне был слабый намек на то, что Уилл ступил на опасную тропу.
— И вы теперь знаете, почему он замыслил вас убить, мессир? — Уилл понимал, что испытывает судьбу, но не сумел с собой совладать. Он был зол на великого магистра за то, что тот послал его на задание с этим недобрым Анджело без всяких разумных объяснений. Зол на себя за то, что ему хотелось безгранично доверять великому магистру, а теперь появились сомнения.
Однако Гийома этот вопрос, кажется, не разгневал.
— Похоже, я помешал Соранцо получить выгодный подряд на строительство кораблей.
