Смяв пропитанные потом простыни, Гарин перевернулся на бок. В покоях было сумрачно. Плотно задернутые шторы пропускали мало света. В жаровне потихоньку тлел древесный уголь. Гарин сжигал амбру и алоэ, но заглушить их ароматами сладковатый запах канноба не удавалось.
Ему снилось, что он сидит с матерью на лужайке у их старого дома в Рочестере. На дворе лето. У живой изгороди стрекочут кузнечики. И почему-то стоит жуткая жара, какой никогда в этих местах не было. На коленях у Сесилии раскрыта книга в пергаментном переплете. Ее гладкие и прямые белокурые волосы с проседью рассыпаны по спине и худым плечам. Она шевелит губами, но звуков не слышно. Взгляд Гарина прикован к белой шее матери, по которой медленно стекает прозрачная капелька пота. Она исчезла под воротником кремового платья, скользнула между грудей. Гарин застонал во сне и сжал концы простыни.
Солнечный свет начал бледнеть, возникли тени. Гарин повернулся посмотреть на облака и не заметил, как исчезла живая изгородь и открылся вид до самого горизонта. Неожиданно блеснула молния, в воздухе запахло грозой. Он окликнул мать, но она тоже исчезла. На ее месте стояла Элвин, смотрела на него зелеными глазами. А вокруг стала сгущаться тьма.
Гарина разбудил первый раскат грома. Морщась от неприятного вкуса во рту, он медленно приподнял пульсирующую голову. В дверь колотили. С трудом сбросив ноги с постели, он прошлепал по холодным плиткам к двери. В проходе стояли двое. Дворцовый стражник и человек в желтоватом плаще в синюю полоску. Увидев его, Гарин моментально очнулся от наркотического похмелья. Это был личный гонец короля Эдуарда со свитком в руке.
— Де Лион, этот человек пришел к воротам и спросил тебя. — Стражник хмуро посмотрел на гонца. — Сказал, что имеет срочное послание из Англии для передачи прямо в твои руки.
Гонец молча вручил свиток и в сопровождении стражника удалился. Гарин откинулся спиной на прохладную дверь, закрыл глаза, затем открыл и дрожащими руками сорвал восковую печать. Минуя короткое приветствие, нетерпеливо прочел первую строку:
«Твое письмо доставили в Тауэр в октябре. Увидев его, я преисполнился приятным ожиданием, но оно было напрасным. Я крайне разочарован».
Гарин прошел к столу, взял чашу с вином — там оставалась половина, — залпом осушил и вернулся к чтению.
«Я послал тебя в Акру с простыми и ясными наставлениями. И что же? В своем письме ты сообщаешь как о большом достижении, что добился позволения короля Гуго разместить мое войско на Кипре для будущего Крестового похода. Я полагаю, этим ты пытался отвлечь мое внимание от своей нерадивости. При том, что цель миссии ты прекрасно понимаешь. Добыть для меня деньги. Ты пишешь, что получил лишь половину от обещанной королем суммы, а остальное я увижу лишь если упрошу папу отменить продажу прав на Иерусалимскую корону. Значит, ты негодно убеждал короля Гуго. Ему нужна моя помощь. Прояви ты больше упорства, и он бы согласился на все. А что наши друзья в Темпле? Надеюсь, здесь ты меня не разгневаешь.
Как получишь это письмо, немедля сообщи королю Гуго, что я отправил к папе доверенного посланца, а затем все внимание обрати на Эврара и его заблудших приверженцев. Если они отвергнут мои требования, напомни, что ересь есть преступление, наказуемое смертью, и что их богохульные тайны могут стать известными папе. А я на их суде и казни буду сидеть в первом ряду. Время нежностей прошло. Я не позволю, чтобы моим планам мешали глупцы и фантазеры.
Как только получишь деньги, так сразу возвращайся ко мне. После чего будешь вознагражден за преданную службу, как всегда бывало. В ином случае будешь наказан за леность».
Гарин прошел к кровати, сглатывая противную горькую слюну. Бросил на влажную простыню свиток и лег рядом, лицом вниз, закрыл глаза. Появление королевского гонца вначале вызвало у него привычный страх, сменившийся яростью. Теперь он чувствовал себя совершенно беспомощным. В ушах звучал надменный холодный голос Эдуарда, всегда заставляющий его ощущать себя глупым и никчемным.
Гарин был настолько погружен в мысли, что не слышал, как отворилась дверь. На его плечо легла тяжелая рука. Он испуганно обернулся. Над кроватью склонился бородатый Бертран.
— Чего тебе?
Бертран шире расставил ноги.
— Надо поговорить.
— О чем?
— О том, что ты вот уже много недель томишься бездельем. — Увидев, что Гарин снова закрыл глаза, Бертран заговорил жестче: — Ты, верно, забыл, что дал моему королю слово?
В тоне Бертрана чувствовалась угроза. Гарин открыл глаза:
— Нет, не забыл. Я дал королю Гуго слово, что добуду для него камень, чтобы он вернул его сарацинам в обмен на помощь. Все как прежде.
— Как прежде? — Бертран хрипло рассмеялся. — У тебя, верно, протухли мозги от этого дерьма, которым ты себя травишь. А тем временем права на трон Иерусалима купил коварный сицилиец.
Гарин снова закрыл глаза. Они болели. Месяц назад прибыло послание от короля Гуго, в котором говорилось, что права на его трон купил Карл Анжуйский. Послание было адресовано бейлифу, лорду Балиану д'Ибелину, которого Гуго наконец назначил после многократных прошений верховного суда Акры. Бейлиф объявил об этом своему двору. Два дня спустя Гарин получил от Гуго личное послание. Король не терял надежды вернуть корону и обещал дать Эдуарду деньги, если Гарин добьется успеха.
Увидев, что Бертран смотрит на свиток, Гарин смял его в кулаке. Посланцу Эдуарда, наверное, не удалось уговорить папу. Либо он прибыл слишком поздно. Продажа свершилась. Но теперь это не важно. Если план Гарина сработает, он представит Эдуарду нечто более существенное, чем деньги. Он представит ему Святой город. Гарин повернулся к Бертрану:
— Пока камень не похитят, мы должны сидеть и ждать. И готовиться. Чего ты еще хочешь?
— Я хочу знать, зачем ты последние восемь месяцев увиваешься за этой женщиной?
Гарин вздохнул.
— Сколько можно объяснять? Разузнать о планах похищения можно только у нее. — Он подошел к жаровне, уронил на угли письмо Эдуарда. Пергамент ярко вспыхнул.
Бертрана его слова, видимо, не убедили.
— Семь месяцев назад мы напали на эту Элвин в переулке, — проворчал он. — Ты сказал, что добился ее доверия. Она тебе что-нибудь рассказала?
— Пока немного. Потому что выпытывать сведения приходится с большой оглядкой. Боюсь вызвать подозрения. Уилл думает, что я нахожусь в Акре по делам короля Эдуарда, и пусть думает. И конечно, ему не нравится, что Элвин со мной общается. Она, к счастью, его не слушает, но все равно встречаться нам надо реже.
Гарин посмотрел на Бертрана. Тупой воин. На поле битвы таким цены нет. Покажи ему врага, и он будет сражаться до последнего. Можно поставить что-нибудь охранять. Но тонкая работа, где нужна хитрость, не для таких. Поэтому готовить поход Гарину приходилось фактически одному. Изучать карты Хиджаза, дороги на Мекку и остальное. Пока все шло по плану.
Прошлым летом после возвращения Уилла из Каира у них с Элвин была размолвка. Гарин даже встревожился, что она не простит рыцарю обмана, и всячески убеждал, что Уилл утаивал свои дела в «Анима Темпли», не желая ее печалить. Потом они помирились. И теперь Уилл, к радости Гарина, разговаривал с ней более открыто, и Элвин много знала.
Возвратившись, Уилл через несколько дней нашел Гарина и потребовал объяснений. Зачем он рассказал об «Анима Темпли» и покушении на Бейбарса? Гарин искусно разыграл раскаяние. Мол, проговорился, потому что был убежден, что Элвин все знает. Разговор закончился холодно. Уилл сказал, что Эврар денег Эдуарду на даст, и посоветовал Гарину поскорее вернуться в Лондон.
— Не тревожься, — успокоил Гарин Бертрана. — Придет время, и мы получим от Элвин все, что нужно. Мы уже узнали, когда намечено похищение и когда отряд отправится в Юлу.
