— Но ты не разделяешь мнение своего консула?
— О да, мой султан. Я думаю, война все равно будет, вмешаетесь вы или нет. Генуэзцев изгнали из Акры после распри за монастырь Святого Саввы, и они затаили злобу. Заключив союз с Византийской империей, Генуя стала главенствовать на торговых путях в Черном море и в торговле с Монгольской империей. А теперь, завладев графством Триполи, ее власть станет поистине огромной. Но на этом Генуя не остановится. Мне доподлинно известно: у них есть планы захватить и ваши земли, мой султан.
При этих словах придворные в зале насторожились и обратили глаза на Анджело.
— Что за планы? — спросил Калавун.
— Генуя намерена захватить Александрию, мой султан, чтобы главенствовать на торговых путях в Египет. Для этого они тайно построили военный флот. Он уже почти готов. Община Триполи согласна с этим планом, и уже несколько месяцев там собирают войско.
Придворные начали оживленно переговариваться. Высокий молодой человек с серьезным лицом и длинными каштановыми волосами хмуро молчал. Назир, как и прежде, смотрел прямо перед собой.
— Тихо, — крикнул Калавун и пристально взглянул на венецианца. — Как Генуя и община Триполи надеются захватить Александрию, не говоря уже о том, чтобы ее удержать? У них не так много войска.
— Генуэзцы верховодят на торговых путях в Черном море, мой султан. И у них союз с монголами, которые помогут Генуе захватить и удержать Александрию. И не исключено, — твердо добавил Анджело, — даже Каир.
Калавун долго молчал. Затем поднял свиток.
— Почему консул не написал мне об этих планах Генуи? Он о них не знает?
— Несомненно, знает, мой султан, но, я полагаю, его тревожит, что вы пойдете на Триполи.
— А тебя это не тревожит, Бенито ди Оттавио?
— Напротив, мой султан, я побуждаю вас сделать это. Генуя не станет слушать уговоры. А у меня большие торговые дела с Египтом.
— И что у тебя за дела?
— Я торгую невольниками, мой султан. Продаю их мамлюкам. С давних пор. Если Генуя захватит Александрию, я разорюсь. Сейчас генуэзцы прочно обосновались в Триполи. Их надо оттуда изгнать, и они присмиреют.
Калавун откинулся на спинку трона.
— Но если я пойду на Триполи, то тем нарушу мирный договор с христианами.
— Разве замыслы Генуи захватить Александрию не отменяют этот мирный договор, мой султан? — быстро спросил Анджело и бросил взгляд на Назира.
— Это правда, мой повелитель, — подал голос Назир. — Если франки готовятся пойти на тебя, то они уже нарушили мирный договор.
— Мой повелитель, дозволь сказать мне, — произнес один придворный.
— Говори, эмир Давуд.
— Этот чужестранец, — показал он на Анджело, — удостоверяет то, что доносят нам из вечерних стран. Мы знали, что франки строят корабли. Теперь знаем зачем. Мы тревожились, что монголы и франки заключат союз. И теперь видим, что наша тревога не напрасна. Надо действовать.
Лицо Калавуна окаменело. Рука смяла свиток.
— Почему ты ко мне пришел? — неожиданно спросил он, посмотрев на Анджело.
— Мой султан, я опасаюсь разориться из-за действий Генуи и…
— Нет, — прервал его Калавун, — какая тебе от этого польза? Почему ты единственный из купцов пришел ко мне с этим? Разве другие не боятся разориться?
— Это правда, мой султан, в этом у меня есть особый интерес. Ведь я продаю мамлюкам невольников.
— Если я возьму Триполи, то мне не надо будет их покупать.
— Да, мой султан, но я готов помочь вашему войску войти в Триполи. У меня там есть свои люди, и они откроют ворота. Не потребуется долгая осада. В награду я прошу отдать мне каждого десятого из тех, кого вы захватите.
— Но ты христианин и, значит, просишь у меня только мусульман? — спросил Калавун угрожающим тоном.
— Нет, мой султан, я прошу только христиан, — ответил Анджело. — Которых с выгодой продам монголам.
Калавун долго молчал. Затем наконец поднял голову.
— Удалитесь все. Мне нужно подумать.
В последний раз взглянув на Назира, Анджело вышел из тронного зала.
На помосте остался лишь Халил.
— Ты должен это сделать, отец, — твердо сказал он. — Должен. Так думают все эмиры. Ты пока не желал замечать донесения, в которых говорилось, что Генуя строит флот. Но теперь знаешь, для чего им нужны эти корабли. Это знают и эмиры, и они будут недовольны, если ты не пойдешь на Триполи. Вспомни, к чему приводит недовольство эмиров. Сколько султанов до тебя лишились жизни. — Халил подошел к трону. — Не давай им повода.
Калавун пожал плечами:
— Скажи мне, почему поддерживать мир так трудно, а развязать войну легко?
— Потому что нам не нужен мир с христианами, — ответил Халил. — Они неверные. Вторглись на наши земли, разрушили мечети, убили людей. И они не хотят мира с нами. Им нужна наша земля, наши богатства. Подумай об этом, отец. — С этими словами Халил спустился с помоста и вышел из зала.
— Твой сын прав, мой повелитель, — произнес стоявший неподалеку Назир. — Весть о планах Генуи взбудоражит твой двор.
— Может быть, стоит переговорить с франками из Акры, и тогда…
— У тебя нет на это времени, мой повелитель. В последних донесениях сказано, что флот Генуи почти готов. К тому же франки везде одинаковы. Что в Триполи, что в Акре.
— Выходит, у меня просто нет выбора? — пробормотал Калавун, отбрасывая в сторону смятый свиток.
— Да, мой повелитель, — ответил Назир, не сводя глаз с усталого лица султана. — Я думаю, у тебя нет выбора.
Уилл застонал, зажатый стенами. Не хватало воздуха. Он попытался крикнуть, но из горла вырвался лишь слабенький писк. Вдобавок по нему ползали какие-то гнусные твари и больно кусали. А сверху за ним следил пристальный глаз, становившийся все ярче и ярче. Скорей бы снова наступила тьма и пришел холод. Он молился, чтобы это случилось. Терпеть этот взгляд не было сил. Он молился и молился, но свет становился ярче и горячее. Лицо и руки уже покрылись волдырями, еще чуть-чуть, и в нем закипит кровь.
Уилл проснулся, судорожно переводя дух. Долго смотрел в потолок шатра. Затем полы раздвинулись, и вошел человек. Уилл так и не узнал его имени и называл его, как все остальные, шейх, что означало — учитель.
Шейх кивнул Уиллу:
— Как ты?
— Лучше, — ответил Уилл и бросил взгляд на свою правую ногу, обложенную деревяшками, обвязанными веревкой. Одна деревяшка, шире и толще остальных, была подложена под икру, две другие стояли по бокам. — Сегодня я хочу попробовать встать.
— Рано, — отозвался шейх.
— Но мне очень нужно добраться до Каира, — расстроенно проговорил Уилл.
— Еще семь дней, — спокойно заключил шейх, — и ты окрепнешь.
Уилл снял с шеи цепочку с золотым кольцом и Святым Георгием:
— Возьми.
Шейх покачал головой:
