Берлина, а 24 ноября подтвердил это требование соответствующей нотой.
Наша служба, на основе имевшихся данных, расценила эти явно скоординированные выпады Панкова и Москвы как новую попытку Советов разыграть берлинскую карту в качестве средства давления на Запад. Кстати, Берлин до последнего времени сохранял такое свое значение в арсенале наиболее эффективных инструментов советской внешней политики.
В Средней Германии[66] заявления Ульбрихта и Хрущева по берлинскому вопросу были восприняты как скрытая угроза. Многочисленные перебежчики из «зоны» распространяли в ФРГ страх и ужас, как это часто случалось и ранее в подобных ситуациях. В боннских правящих кругах это вызвало озабоченность. Но правительство придерживалось трезвой оценки обстановки, базирующейся на данных нашей службы, которой в эти осенние недели приходилось довольно часто излагать свое мнение по данному вопросу. Мы считали, что, хотя Хрущев с Ульбрихтом и стремятся к нагнетанию обстановки в Берлине и вокруг него, они все-таки не решатся на применение силы.
В январе 1959 года советский проект немецкого мирного договора свидетельствовал о решимости кремлевского руководства продолжить свои усилия по урегулированию германского и берлинского вопроса. Очередная возможность представилась Хрущеву на Женевской конференции министров иностранных дел четырех великих держав, которая продолжалась почти три месяца (с 11 мая по 5 августа)[67]. Несмотря на советскую угрозу заключить сепаратный мирный договор с ГДР, к которой прибегли Советы, чтобы сломить сопротивление западных держав, Женева не принесла Ульбрихту никакого успеха.
Разочарование Панкова, по имевшимся у нас сведениям, было велико. И там решили пышно отпраздновать десятилетнюю годовщину образования ГДР, которая пришлась на 7 октября. Ульбрихт лично возглавил подготовку к торжествам. Он разослал своих эмиссаров не только в столицы неприсоединившихся государств, но и в Лондон и Париж для передачи приглашений принять участие в манифестациях по этому поводу в Восточном Берлине известнейшим политическим деятелям. В качестве почетных гостей они должны были показать всему миру, что государство Ульбрихта достойно признания. Вскоре было получено согласие бывшего французского премьер-министра и известных британских парламентариев. Но Ульбрихт торжествовал слишком рано. Один из его посланников, некто Е., еще за несколько лет до того решил сотрудничать с нашей службой. От него нам были известны все детали пропагандистской акции, затеянной Панковом.
В качестве начальника разведки мне не приходилось решать более трудной задачи. Речь шла о том, что было важнее: стоило ли отказаться от ценного источника, обладавшего отличными позициями в Восточном Берлине, чтобы попытаться через него воспрепятствовать приезду в Восточный Берлин видных политиков из Франции и Англии, или же сохранить его и не предпринимать никаких мер к срыву коммунистического празднества. Тщательно взвесив все «за» и «против», я решил доложить федеральному канцлеру, чтобы, получив его согласие, перевезти Е. вместе с семьей в ФРГ и тут же направить его в Париж и Лондон с задачей побудить приглашенных видных политиков к отказу от поездки. Операция удалась: Панкову пришлось праздновать свою годовщину без участия представителей Лондона и Парижа.
Если 1958-й и 1959 годы прошли для федерального правительства и нашей разведывательной службы целиком под знаком жесткого противостояния и противоборства по германскому вопросу, то начало 1960 года было для Советского Союза связано с проявлением первых признаков новой и более опасной конфронтации. Все новые разведывательные данные подтверждали поначалу смутные прогнозы об усилении противоречий между Советским Союзом и второй по величине державой коммунистического лагеря – Китайской Народной Республикой. Несколько позже я более подробно рассмотрю этот конфликт, нарушивший монолитность мирового коммунизма и угрожающий позициям СССР как главенствующей державы советского блока.
В своих аналитических докладах ФРС и лично я, как ее руководитель, дали оценку этому конфликту, разгоревшемуся в стане противника. Исходя из основного принципа международного коммунизма, нашедшего свое воплощение, в частности, во время корейской войны, о том, что окончательная победа над капитализмом возможна лишь при всемирной координации действий коммунистических сил, некоторые весьма опытные аналитики нашей службы долгое время сомневались, что между двумя великими коммунистическими державами может произойти полный разрыв. Множество разведданных о том, что среди видных коммунистических деятелей все громче раздаются здравые голоса, призывающие немедленно засыпать углубляющуюся пропасть между Москвой и Пекином, казалось, подтверждали эти сомнения. Когда же к разведсводкам о быстром росте противоречий между СССР и КНР добавились заслуживающие доверия сведения о непомерном росте взаимной ненависти, в оценках ФРС уже не рассматривалась возможность компромиссного решения этой проблемы. По нашему мнению, следовало рассчитывать на долгое противостояние, но мы исключали возможность военного конфликта крупного масштаба между двумя коммунистическими гигантами. По оценкам нашей службы, Китайская Народная Республика не имела ни малейших шансов в обозримом будущем ликвидировать свое явное отставание в военно-технической и экономической области.
Меня поражало и удивляло то, что отношение Запада к конфликту между СССР и КНР долго оставалось неоднозначным и нерешительным. Полагаю, что именно из-за этого свободный мир не сумел воспользоваться выгодными для себя обстоятельствами и извлечь пользу из создавшегося положения, словно разрыв советско-китайских отношений был каким-то мелким событием на периферии международной политики.
Рассматривая в ретроспективе тогдашнюю обстановку, можно сделать вывод, что разрыв с Китаем доставил много неприятностей советским руководителям. Они опасались агрессивных действий Пекина. И разведывательный полет американского самолета «У-2» над советской территорией (он был сбит, а пилот захвачен живым) пришелся для Москвы как нельзя кстати: Хрущев смог отвести от себя угрозу пробы сил с Китайской Народной Республикой.
Начиная с 1952 года американское ЦРУ использовало высотные самолеты для разведки территории Советского Союза. Получаемые весьма ценные сведения оправдывали риск проводившихся операций.
Когда «У-2» сбили 1 мая 1960 года над советской территорией (летчика, как известно, позднее обменяли на нелегального резидента КГБ в США Абеля), некоторое время оставался открытым вопрос, был ли этот инцидент случайным успехом советской системы ПВО или же самолет уничтожили преднамеренно. Многое говорит о том, что это сенсационное событие Советы организовали специально. Ведь советские средства ПВО могли достать американские самолеты значительно раньше, но не делали этого, хотя «У-2» проникали в воздушное пространство СССР задолго до Пауэрса. Значит, могли, но не хотели. Сейчас же Хрущев использовал инцидент с «У-2» как повод, чтобы сорвать парижскую встречу в верхах, назначенную на 17 мая 1960 года, а затем и Женевскую конференцию по разоружению, которая должна была собраться 28 июня 1960 года.
В 1960 году продолжалась клеветническая кампания против Федеральной разведывательной службы, развязанная Восточным Берлином. Если в начале года появились отдельные публикации в газетах и журналах, то в ноябре издали книгу «Серая рука» [68] (издательство «Конгресс», Восточный Берлин), в которой были собраны все лживые истории о нашей службе. Автор книги – известный сочинитель клеветнических опусов о западных разведслужбах Юлиус Мадер – снабдил ее подзаголовком «Секреты шпионской службы Бонна». Эта халтура включает столь много подтасовок и лживых данных, проиллюстрированных фальшивыми документами, что просто невозможно рассматривать каждый из этих перлов в отдельности. И вообще я считаю ниже собственного достоинства вступать в полемику с фальсификатором. Ограничусь лишь констатацией, что сей опус преследовал в первую очередь цель дискредитировать за рубежом нашу службу и меня, как ее руководителя, с тем чтобы подорвать к нам доверие наших союзников и партнеров.
Большая часть западногерманской печати сохранила чувство ответственности и не клюнула на эту грубую поделку панковского агитпропа.
К событиям, ход и последствия которых нашли правильную политическую оценку значительно позже, относится провал попытки вторжения с моря на Кубу антикастровских эмигрантов в апреле 1961 года. После неудачи операции, что для многих ее участников стало настоящей трагедией, в США и Западной Европе началась резкая критика ЦРУ, в вину которому ставились не только «полная несостоятельность» в разведывательных делах, но и, что было, наверное, более тяжким обвинением,
