«Аэрокобра» – американский истребитель,
«Томагавк» – американский истребитель,
«Киттихок» – американский истребитель,
«Б-25» – американский бомбардировщик,
«Локхид» – американский транспортный самолет.
Эти самолеты применялись на всех участках фронта, главным образом – на передовой и частично – в тыловых районах. Зимою 1941/42 года их использование значительно снизилось: система смазки двигателей на морозе отказывала.
По многочисленным свидетельствам, русские предпочитали истребители собственного производства, считая их более надежными. К тому же все типы истребителей, поставлявшихся в Россию, по своим тактико-техническим данным значительно уступали английским «Спитфайэрам». Да и переучивание летного и обслуживающего состава на иностранные машины создавало серьезные трудности.
Далее я сообщил об установленных нами организационно-структурных изменениях, произошедших в различных родах войск Красной Армии, назвал общую численность и состав русских сухопутных войск и предупредил о возможности введения в боевые действия на фронте армий с Дальнего Востока. И в заключение высказал следующие соображения.
Ход боевых действий и развертывание операций позволяют выразить надежду, что, несмотря на ожидаемое возрастание сопротивления со стороны русских, нашим и союзным нам войскам удастся овладеть нефтеносными районами Кавказа и Сталинградом на Волге и твердо удержать их в своих руках еще до наступления зимы. И хотя в результате этого нельзя рассчитывать ни на уничтожение Красной Армии, ни на то, что воля русских к сопротивлению будет настолько ослаблена, что можно будет ожидать крушения России в ближайшее время, все же захват этих весьма важных в экономическом отношении районов поставит советскую военную экономику в весьма затруднительное положение.
От достижения нами конечной военной цели в следующем году нас отделяет еще зима, когда русские, уповая на свое превосходство в ведении боевых действий в зимних условиях, попытаются, как и зимою 1941/42 года, нанести нашим войскам, сражающимся вот уже полтора года в сложнейших условиях, серьезные потери в людях и технике. Причем настолько большие, что вопрос о новом немецком наступлении в следующем году отпадет сам собой. К тому же следует считаться с возможностью появления в тылу наших войск многочисленных подвижных партизанских отрядов и развертывания хорошо организованных иррегулярных действий, что неминуемо свяжет значительную часть имеющихся еще в нашем распоряжении сил и средств. В связи с применением русскими такой тактики не исключена вероятность возникновения кризисных ситуаций на ряде участков фронта, как и прошлой зимой, поскольку немецкие части будут ослаблены.
Я счел целесообразным привести краткое содержание докладов, которые сохранились у меня в оригинале, поскольку они наглядно иллюстрируют успехи метода мозаики, применявшегося нашей разведывательной службой.
Когда я вступил в должность, Гальдер, благословляя меня, подчеркнул, что ожидает от отдела не только глубокого анализа ежедневного положения на фронте, но, главным образом, оценки оперативных намерений противника и его возможностей в перспективе.
Вскоре у меня сложилось впечатление, что работа отдела может быть значительно улучшена в свете требований начальника генерального штаба, если будут устранены некоторые организационные недостатки и трудности психологического характера.
Основное психологическое упущение, на мой взгляд, заключалось в традиционной недооценке службы «1-Ц» и ее деятельности, в особенности разведывательной. Так, по данным покойного полковника Николаи, возглавлявшего во время Первой мировой войны немецкую разведку, она перед самой войной имела в своем распоряжении лишь 300 тысяч марок в год. И генерал-фельдмаршал граф фон Шлифен в одном из своих остроумных очерков, посвященном характеристике современного полководца, саркастично высказался о таком пренебрежении службой «1-Ц», от которого в свое время не был свободен и я. Что же касается структуры и штатов этой службы, то здесь еще в мирное время ощущался недостаток кадровых офицеров. Так, по штатному расписанию генерального штаба от 3 января 1939 года в 12-м отделе предусматривалось всего семь офицеров.
В штабе армейского корпуса имелся лишь один офицер этой службы. В большинстве своем должность занимали молодые капитаны – кандидаты в офицеры генерального штаба, проходившие там практику. К тому же они не только представляли службу «1-Ц», но и являлись одновременно уполномоченными контрразведки.
В дивизии по штатам мирного времени должность офицера по сбору и обработке данных о противнике вообще не предусматривалась. Во время войны ее занимали по большей части офицеры запаса, которые зачастую добивались изумительных результатов. Конечно же такое пренебрежительное отношение к деятельности по линии «1-Ц» было не оправдано, поскольку здесь от офицера, особенно в высших штабах, требовалось широкое и нестандартное мышление, если он хотел соответствовать своему назначению. Я бы сказал, он должен был думать одновременно в двух направлениях. Мало было знать точное наименование частей противника, их численность и вооружение. Нужно было сказать достаточно определенно и конкретно о намерениях врага. А это предполагало тонкое знание образа мыслей и принципов штабного персонала противной стороны. Объясняя возможные действия своих врагов, офицер службы «1-Ц» должен был уметь отстаивать принципы противника и доказывать своему начальству, что тот не может поступить иначе. А такое, как правило, с большим трудом удавалось молодым и младшим по званию.
Поэтому вскоре после моего вступления в должность я обратился к начальнику генерального штаба с предложением о повышении значимости службы «1-Ц», с тем чтобы ее должности были приравнены к должностям службы «1-А»[8]. Моя просьба была удовлетворена. Правда, офицер службы «1-А» все же оставался «первым среди равных», как говорили римляне, но это была скорее своеобразная дань вежливости. А по сути дела, реорганизация повысила значение службы «1-Ц»: ее данным в штабах стали уделять большее внимание и серьезно прислушиваться к мнению ее офицеров.
Вторым большим упущением, по моему мнению, было недостаточное сотрудничество с другими службами и управлениями, располагавшими значительными возможностями по сбору интересовавших нас данных, в особенности – с управлением военной разведки и контрразведки – абвером. Я довольно часто получал и оттуда информацию, содержание которой хотя и представляло определенный интерес, но все же оставляло желать много лучшего. Недостаток этот проистекал не от небрежности или незаинтересованности. Дело в том, что инициатива на фронте вплоть до последнего времени оставалась в руках немцев: военные операции приносили быстрые и крупные успехи. Поэтому вполне естественно, что внимание службы «1-Ц» и оперативного управления верховного главнокомандования было сконцентрировано главным образом на текущих делах, охватывая лишь ближайшее будущее. Управление разведки и контрразведки, в связи с нехваткой времени для передачи нам полученных им сведений, играло при этом незначительную роль. В тот период мы опирались главным образом на данные войсковой разведки. Их тогда вполне хватало, хотя меня ныне иногда удивляет, как это при небольшом объеме информации мы добивались крупных успехов.
Но чудесное то время закончилось, когда потерпела неудачу летняя кампания 1941 года. Теперь противник, пусть даже на короткий срок, захватил инициативу. В связи с этим возросла необходимость проведения перспективного анализа возможностей и оперативных замыслов русских, чтобы избежать новых неприятных неожиданностей.
При таком положении вещей я очень скоро связался с адмиралом Канарисом[9], которого до тех пор знал лишь понаслышке. Его управление военной разведки и контрразведки было подчинено непосредственному верховному главнокомандованию вермахта. Я поставил перед собой цель сделать наше сотрудничество более тесным и интенсивным. Очень скоро между нами установились прочные личные контакты.
СОТРУДНИЧЕСТВО С КАНАРИСОМ
Личность адмирала даже по прошествии многих лет после его трагической смерти – он был казнен 9 апреля 1945 года после весьма сомнительного расследования, произведенного эсэсовским судом в концлагере Флоссенбюрг, – до сих пор окутана покровом неопределенности и двойственности. Он разделил
