безнадежном положении.
Голос Папена лишь подтверждал хор звучащих голосов, и военных и штатских, и им, казалось, можно было уделить больше внимания, но Кейтель и Браухич проявили исключительное упрямство. Дюстерберг ухитрился побеседовать с Браухичем и попытался открыть ему глаза на Гитлера и партию, но Браухич хранил ледяное молчание. Возможно, он считал любой разговор, связанный с попыткой свергнуть правительство, абсолютно бессмысленным. Генерал Томас неоднократно пытался устроить встречу Кейтеля и Герделера, и, как начальник отдела оборонной промышленности, пытался объяснить Кейтелю, с какими трудностями столкнется страна в случае войны. Все было тщетно, особенно если дело касалось Кейтеля. Подобно Бломбергу, Кейтель был убежден в гениальности Гитлера и в его способности сделать невозможное возможным.
23 мая Гитлер впервые дал возможность командующим всеми родами войск в общих чертах ознакомиться со своим долгосрочным планом. На заседании, проходившем в канцелярии рейхсканцлера, присутствовали следующие: Геринг, Редер, Браухич, Кейтель, Гальдер, Варлимонт, вице-адмирал Шнивинд, генералы Мильх и Боденшатц из люфтваффе. Обращаясь к собравшимся, Гитлер открыто заявил о намерении разрушить всю европейскую систему. Он однозначно дал понять, что дело не в польском коридоре, а в обеспечении «жизненного пространства Германии», другими словами, в насильственном приобретении восточных территорий. И тут не обойтись без кровопролития. Он вновь подчеркнул, что следует напасть на Польшу; она всегда была врагом Германии. Но главным врагом Германии является Англия, точнее, Англия и Франция, и война с ними будет идти не на жизнь, а на смерть. Для борьбы с Англией требовалось завладеть побережьем Дании и Бельгии. Хотя вермахт собирался приложить все силы, чтобы война была короткой, правительство должно понимать, что война может продлиться от десяти до пятнадцати лет.
Эта речь, в которой впервые давался намек на взаимопонимание с Россией, содержала еще одно важное высказывание. Гитлер заявил, что Генеральный штаб не должен заниматься изучением слабых мест врага. Надо сформировать «исследовательский штаб» из офицеров трех родов войск, которые будут «готовить операции на высочайшем интеллектуальном уровне». Это должны быть люди, обладающие «большим воображением в сочетании с превосходными техническими знаниями». Воплощение этой идеи в жизнь означало появление пятого Генерального штаба.
В конце мая Генеральный штаб приступил к разработке планов операции «Вайс». Планы должны были быть полностью закончены к 20 августа. Суть операции сводилась к молниеносному нападению с применением моторизованных и танковых дивизий. Требовалось сформировать две группы войск, Северную, состоящую из двух армий, расположенных в Восточной Пруссии и в Восточной Померании, под командованием фон Бока, и Южную, состоящую из трех армий, расквартированных в Силезии, под командованием фон Рундштедта.
Генеральный штаб не имел никакой информации относительно готовности Польши к нападению. Предполагалось, что Польша прибегнет к тактике затягивания в надежде на помощь со стороны Англии, Франции или России. Отсюда можно было сделать вывод, что с флангов она расположит сильные армии, а в центре – слабую. Однако не следовало исключать возможность нанесения Польшей отвлекающего удара по Восточной Пруссии или Верхней Силезии. Даже в этом случае, когда Польша, казалось бы, будет окружена, оставались небольшие сомнения, что удастся уничтожить чешскую армию. Германским планам сопутствовало счастливое обстоятельство. Празднества, связанные с двадцатипятилетней годовщиной битвы при Танненберге, предоставляли великолепную возможность перебросить часть войск морем.
Браухич откровенно сказал Гитлеру, что считает возможным захват польских территорий и что даже есть шанс одержать победу над Англией и Францией, но, если Россия окажется на стороне Запада, рухнет весь план. Браухич, конечно, не имел понятия о закулисных переговорах России и Германии, а Гитлер и не подумал информировать об этом Браухича или начальника Генерального штаба. Однако замечание Браухича еще больше укрепило мнение Гитлера, что польская проблема будет успешно решена в случае, если Россия займет благосклонную по отношению к Германии позицию. Правда, у Гитлера имелись и другие соображения. К сожалению, грубый политик, каким он, по сути, являлся, беззаботно готовящийся развязать мировую войну, Гитлер не допускал мысли, что армия, орудие его политики, может быть абсолютно не готова к серьезной войне. Катастрофически не хватало средств для ведения войны. На тот момент Германия имела в своем распоряжении всего лишь шесть дивизий, способных защитить западную границу, и даже таланты фон Лееба вряд ли могли помочь добиться успеха в случае решительного наступления пусть даже малочисленной французской армии.
Позже генерал Варлимонт сказал, что никогда еще немецкая армия не была так плохо подготовлена к войне, как в случае с Польшей. Ощущался недостаток боеприпасов, танков, моторизованных формирований и железнодорожных войск и, в первую очередь, обученных солдат и офицеров запаса.
Неожиданно Гитлер изменил тактику по отношению к командованию армии, и почему-то все вдруг решили, что Гитлер был бы полным «идиотом», если бы позволил себе «скатиться в мировую войну» и все ради польского коридора. Слова Редера, что нападение на Польшу приведет к мировой войне, стали восприниматься как неуместная шутка. Среди неожиданно успокоившихся был подполковник фон Лоссберг, офицер вермахта, прежде работавший в оперативном отделе Генерального штаба. Гитлер пригласил его к себе домой в Мюнхен и в присутствии Кейтеля заверил, что «операция «Вайс» никогда, никогда, никогда» не сможет стать причиной мировой войны.
Воспользовавшись случаем, Гитлер продемонстрировал презрительное отношение к западным государственным деятелям. Я, сказал фюрер, имел возможность встречаться с Даладье и Чемберленом. Они как пара старух, которые пьют чай и никогда пальцем не шевельнут ради своих польских союзников. Гальдер был среди тех, кто слушал его речи, но не опасался франко-британского вмешательства.
Нет ни малейших сомнений, что к тому моменту Гитлер поверил, что обладает даром предвидения. Он рисовал в своем воображении молниеносную войну против Польши и считал, что в наступившей паузе сможет перевести дыхание, а затем, как только позволят обстоятельства, возбудить дело против Запада. Козырной картой, спрятанной в рукаве, ему, конечно, виделись переговоры со Сталиным.
Но он полностью просчитался в оценке британского характера и стратегии и, что самое главное, недооценил ум Невилла Чемберлена. Старый джентльмен вернулся из Мюнхена с «миром», и теперь чувствовал, что лично обманут Гитлером, разворовывающим Чехословакию; он понял, что идти на уступки больше нельзя, и решил пересмотреть свои взгляды. Черчилль и его окружение резко критиковали Мюнхенское соглашение. Англия всегда оказывала сопротивление любой державе, стремящейся господствовать на континенте, и Чемберлен твердо решил противодействовать Гитлеру, если тот попытается решить польскую проблему с помощью силы.
Франция не так определенно высказывалась по этому вопросу, но находилась под влиянием Лондона, а Лондон был убежден, что можно рассчитывать, по крайней мере, на моральную поддержку Рузвельта. Но к величайшему сожалению, в Германии верили, что очередной блеф вновь приведет к победе.
В августе Германия закончила подготовку, и в процесс сразу же включилась пресса, которая обрушила на обывателей град историй о безобразном отношении поляков к немцам. Попутно сообщалось, что нет никакой мобилизации, идет обычный призыв в армию. Агенты СС и гестапо начали фабриковать сообщения для прессы. Конечно, между немцами и поляками происходили столкновения; в Польше, как и в Германии, атмосфера постепенно накалялась.
Люди онемели от страха перед надвигающейся угрозой новой войны. Царившая атмосфера очень напоминала прошлогодние настроения, хотя многие еще цеплялись за надежду, что Гитлер опять сделает невозможное и продолжит список бескровных побед.
Шахт, лишившийся должности президента Рейхсбанка, занимал теперь чисто декоративную должность министра без портфеля и приблизительно в это время вернулся из поездки в Индию. Он безуспешно пытался связаться с Гальдером; начальник Генерального штаба не желал его видеть. Гальдер понимал, что бессмысленно возвращаться к прошлогоднему плану государственного переворота.
Тем временем Чиано навестил Риббентропа в его имении рядом с Зальцбургом (настоящий владелец имения, австрийский монархист, находился в концентрационном лагере). Чиано спросил Риббентропа, чего в действительности хочет Германия. Данциг? Польский коридор? Или и то и другое? Риббентроп, глядя в глаза Чиано, холодно ответил: «Мы не хотим ни того ни другого. Мы хотим войны». Чиано был потрясен. Война в Испании закончилась победой Франко. Италия оккупировала Албанию, но Италия не была готова к
