отверстие во льду. В середине этого яркого круга висел, медленно колыхаясь в воде, большой кусок жирной свинины. Бурая крыса никогда не видела свинины, но угадала, что свинина, должно быть, очень вкусная вещь. Очень осторожно она подплыла ближе, чтобы исследовать таинственное блюдо. Почему бы не полакомиться? Но в ту самую минуту, когда она уже хотела схватить кусок, сверху раздался снова тот же страшный стук. Бурая крыса приняла это за предостережение и в паническом ужасе пустилась вниз по реке.
Но через несколько минут грозные звуки прекратились, и мужество снова вернулось к беглянке. Она решила непременно попробовать таинственный соблазнительный кусок. Вдруг она услышала слабый плеск. Вспомнив большую щуку, она оглянулась назад.
Да, ужасная щука, как тень, скользила за ней.
Бурая крыса была искусным пловцом. Она помчалась с необыкновенной скоростью, превратившись в бурую полоску, которая, словно молния, рассекала воду. Из-под ее меха выходил крошечными пузырьками воздух, подымаясь вверх и разбиваясь о ледяную крышу. Но щука плыла еще скорее и быстро ее нагоняла. Проплывая мимо куска свинины, крыса поняла, что щука догонит ее. Вход в нору был еще очень далек. Но она вспомнила крошечную воздушную дырку у самого берега. Дырка так мала, что вряд ли она в ней поместится. Но другого выхода не было.
Не поздно ли? Она уже видела вблизи себя длинное и страшное тело прожорливой хищницы. Употребив последнее судорожное усилие, от которого едва не разорвалось ее сердце, она добралась до воздушной дырки, поднялась наполовину из воды и в последнюю минуту перед смертью обернулась в страхе назад.
К великому ее удивлению, щука больше не гналась за ней. Она находилась в середине того столба света, который лился из отверстия во льду. Таинственный кусок исчез, но бурая крыса не заметила этого. Все внимание ее было поглощено каким-то странным и ужасным поведением щуки. Ее длинное серо-зеленое тело раскачивалось взад и вперед, то выходя из яркого круга, то снова попадая в него. Страшные челюсти рыбы двигались из стороны в сторону, и бурая крыса увидела между ними тонкую веревку, которая тянулась наверх и уходила наружу. Еще минута — и щука прыгнула прямо вверх, взволновав вокруг себя воду, и пропала.
Все это было совершенно непонятно для бурой крысы. Она дрожала всем телом. Несколько минут сидела она, не смея пошевелиться. Никогда еще ей не было так страшно. Наконец, все еще в нерешительности, она направилась прямо к своему подземелью и укрылась в самом отдаленном углу норы. Она никак не могла понять, почему так бесследно исчезла большая щука.
ЕДИНСТВЕННЫЙ
I
Родился он не в темной горной пещере, подобно тысячам своих угрюмых предков, а в тесной железной клетке, на соломе. Вместе с ним родились два брата и сестра. Жить им предстояло в неволе. Вот почему молчаливая и неукротимая мать их, которая безумно любила свободу, не в силах была перенести ту мысль, что детеныши обречены на жизнь в рабстве, и хотела без всякой пощады убить их, когда еще слепые они сосали ее грудь. Но бдительный сторож предупредил ее намерение. Щенки большого лесного волка, рожденные в неволе, — существа редкие и драгоценные. Вот почему четырех маленьких волчат, беспомощных и визжавших от голода, передали на попечение приемной матери — собаке, огорченной недавней потерей своих собственных детей.
Когда волчата настолько выросли, что их можно было отнять от груди, двух братьев и сестру, сильных и здоровых, продали торговцу дикими зверями, который отвез их в Гамбург. Но Единственный, как его назвал укротитель Томми, остался при цирке. Он был самый большой, самый смышленый и самый способный волчонок из всего выводка. Томми отлично понимал животных и надеялся сделать из него лучшего артиста всей цирковой труппы.
Джо Томми был охотником в далеких лесах Нью-Брунсвика. Там он изучил нравы диких зверей и почувствовал отвращение к охотничьему ремеслу. Душа его возмущалась убийством животных. Оставив свое прежнее занятие, он бесцельно бродил по стране. Посетив однажды кочующий цирк, где показывали двух ученых медведей и небольшого слона, он понял вдруг свое призвание. Он понял, что рожден быть укротителем зверей. Он нанялся в цирк. Не прошло и года, как он сделался известным укротителем и поступил на службу в один из самых крупных зверинцев в Америке. Он прославился не только своим удивительным уменьем управлять животными, но и своей внешностью, так как на арену он всегда выходил в костюме жителя далеких лесов, из домотканой материи, а не в обыкновенном цирковом наряде.
Единственный! Странное имя для рожденного в неволе волчонка. Но он рос, и прозвище его все более оправдывалось. Находясь под влиянием своей кроткой приемной матери-собаки, он полюбил своего укротителя. Но с другими людьми и животными он был сдержан и холоден. Вся его привязанность сосредоточивалась на Томми. Укротитель, платя ему такой же любовью, учил его с неутомимым терпением и всегда был к нему снисходителен. Через несколько лет он сделал из него самого искусного и самого замечательного волка, который когда-либо украшал собою подмостки цирка.
Ростом Единственный равнялся крупному датскому догу. Но ни одна собака не могла бы похвастаться такими широкими плечами и грудью и такими сильными длинными челюстями. Когда волк смотрел на Томми, его умные глаза были полны преданности и понятливости. Но когда он глядел сквозь решетку клетки на толпу, в глубине его загадочных зеленоватых зрачков загорались зловещие неукротимые огоньки. Во всем, кроме добровольного подчинения укротителю, он был истинным хищником, прямым потомком диких исполинских обитателей северо-западных лесов. Зрители не понимали, почему этот грозный зверь, наделенный такими страшными клыками, так покорен Томми. Среди публики всегда находилось несколько безнадежных пессимистов, которые клялись, что наступит день, когда волк непременно набросится на своего хозяина и перекусит ему горло.
Кроме Единственного, бывший охотник учил и других животных. Тут были львы, леопарды, тигры, слоны, две зебры и белый медведь. Все они покорно подчинялись дрессировщику, и только волк действовал не как раб, а как свободный помощник.
Несмотря на дикий огонь, бушевавший в его жилах, Единственный был в общем доволен своей жизнью. Цирк был большой и пользовался такой известностью, что посещал почти всегда крупные города, оставаясь в каждом из них по нескольку недель подряд. В это время волк пользовался обыкновенно некоторой свободой. Его часто пускали погулять в какое-нибудь безопасное, окруженное высокой загородкой место, где он мог бегать, прыгать, расправлять свои могучие мускулы и дышать полной грудью. Нередко также, всего чаще в сумерки, хозяин прикреплял тяжелую цепь к его ошейнику и, как собаку, водил его в зеленеющий парк или по проселочным дорогам. Не так бывало, когда цирк совершал турне. Единственный ненавидел тесную клетку, в которой он обыкновенно путешествовал. Его раздражал непрестанный скрипучий стук колес по рельсам. Он терпеть не мог качания вагона, не выносил головокружительного бега лесов и степей мимо решетчатых окон его темницы. Случалось иногда, что поезд останавливался на час или два где-нибудь в лесу, на запасном пути, чтобы пропустить вперед другой, более скорый. Тогда Единственный с удивлением разглядывал темные просеки и таинственные колоннады деревьев или далекие холмы и горизонты, а ветер приносил ему благоухающий запах сосен и кедров. Кровь сильнее бурлила тогда в его жилах от бессознательной, но безумной жажды свободы, о которой он никогда ничего не слышал. В такие минуты мускулы его судорожно сжимались и дрожали, и он чувствовал непреодолимое желание сломать решетку. Если же такая остановка случалась ночью и над верхушкой обнаженного холма сияла луна, волк поднимал вверх свою длинную морду и издавал тот жуткий, протяжный и пронзительный вой, значения которого он не понимал. Эти необычные звуки поднимали тревогу среди других животных, которые тоже начинали выть, визжать, ворчать и реветь. Тогда появлялся Томми и прекращал вой волка, прикрыв его клетку брезентом. Заслышав голос укротителя, спокойный, но властный, Единственный ложился на пол
