своей тюрьмы и успокаивался.
После одного такого продолжительного переезда цирк остановился на несколько недель в городке, лежащем внутри страны. Он расположился в предместье, заняв целый ряд деревянных сараев и больших белых палаток. В одном из этих сараев находилось помещение Единственного, а также клетки пумы, леопарда и небольшого черного гималайского медведя. Тут же поблизости стоял обширный открытый навес, где помещались слоны.
В первую же ночь, незадолго до рассвета, когда утомленные служащие зверинца заснули глубоким сном, чуткие ноздри волка почувствовали какой-то странный острый запах. Он мгновенно вскочил на ноги и потянул носом воздух. Ночная тьма, глядевшая в окно сарая, внезапно озарилась странным красноватым отблеском. В других клетках также послышалось тревожное ворчание. Раздался жалобный визг маленького черного медведя. Красный отблеск превратился вскоре в настоящее зарево. Затрубили тревогу и слоны. Царившая до тех пор гробовая тишина нарушилась громкими криками, воем и топотом людей, метавшихся взад и вперед вдоль клеток. Целое облако удушливого дыма проникло в помещение Единственного. Волк закашлялся, удивляясь, почему это не идет Томми.
Но вот он пришел, а с ним один из сторожей со слоном. В исступлении они принялись толкать и тянуть клетки из сарая. На дворе бушевал ветер, и прежде чем первая клетка с пумой была вытащена из дверей, над головой их запрыгали зловещие языки пламени. Слон, охваченный паническим ужасом, трубил и рвался на свободу. Сторож крикнул:
— Мы никого не можем спасти из этого сарая… вывезем хотя бы львов!
С этими словами он закрыл одной рукой глаза, а другой с остервенением потащил клетку визжавшей пумы. А Томми чуть не погиб. Он не хотел спастись сам, не попытавшись освободить заключенных животных. Поспешно бросился он к оставшимся клеткам и настежь открыл их. Сделав знак волку следовать за собой, он закрыл руками лицо и напролом пустился через огонь.
Звери выскочили из-за решеток. В первую минуту их положение казалось почти безнадежным. Леопард струсил, прыгнул назад в клетку и клубком свернулся в самом дальнем углу, шипя и плюясь. Единственный бросился было к выходу, из которого только что выбежал Томми. Пламя пахнуло ему в морду и заставило отскочить на середину клетки, где стоял маленький медведь и жалобно визжал. В ту же минуту поток воды, пущенный из пожарной машины, хлынул в окно, облил волка и опрокинул медведя. Струя почти сейчас же исчезла. Ее направили в другое место, так как пожарные считали этот сарай обреченным на гибель. Тем не менее водяной поток указал путь спасения маленькому медведю. Он мигом выскочил из окна, а за ним и Единственный, сделавший громадный прыжок в ту самую минуту, когда огненные языки потянулись по полу сарая и скользнули в клетку скорчившегося леопарда.
Волк совсем растерялся, когда, выскочив из окна, он очутился в духоте, где плясало пламя, где валил дым, где слышались возгласы людей и шум пожарной машины, где ревел огонь, раздавалось шипенье воды, где кричали звери. Но по каким-то причинам он верил в мудрость медведя и последовал за ним. Медведь бежал наискось против ветра. Вдруг волка окружило целое облако удушливого дыма, и он потерял из вида своего проводника. Тем не менее он продолжал нестись вперед, вытянувшись во всю длину и животом почти касаясь земли, через несколько секунд он очутился на свежем воздухе. Глаза его болели от дыма, нос и губы были слегка обожжены, мокрая шерсть дымилась. Сначала он почти не сознавал, что ему удалось вырваться из плена, и несколько сотен шагов он еще продолжал мчаться напрямик по полям. Наконец он достиг леса и, остановившись, оглянулся назад. Маленького медведя нигде не было видно. Дул ночной прохладный ветер.
Там, вдали, волк увидел красное чудовище, которое ревело и бесновалось, словно собираясь пожрать весь мир. Ужас объял зверя. Он бросился в лес и пустился бежать, думая только о том, как бы подальше удрать от страшного пожара.
Не пробежал Единственный и двух миль, как очутился в открытой местности, где поля чередовались с пастбищами, фермами и небольшими рощами. Все прямо несся он через сады и дворы ферм. Скот, испуганный заревом на небе, рыл землю копытами и фыркал на волка, когда тот пробегал мимо. Люди сердито кричали на него, когда он мчался по цветочным грядкам и через виноградные лозы. Волк не знал, что следует избегать ферм. Он еще не боялся людей. Наконец какой-то фермер послал ему вдогонку целый заряд дроби. Две или три дробинки попали ему в бедро. Они ранили его слабо и не причинили ему боли, но он понял, что люди — существа опасные. С этой минуты он стал уклоняться от прямого пути и держаться более пустынных мест. Когда на востоке показались первые проблески рассвета, зарева на небе уже не было. К этому времени волк очутился среди высокорослых кустарников, высоких лесов и огромных скал.
Солнце стояло уже высоко, когда Единственный умерил свой бег. Безумный ужас перед огнем сменился теперь восхитительным сознанием свободы. Он почувствовал голод и хотел повернуть назад — на поиски своего хозяина. Но нет! Там, в той стороне, было пламя! И волк еще быстрее прежнего пустился вперед. Вдруг почти под самым его носом выскочил откуда-то кролик. Никогда до этого времени Единственный не пробовал живой добычи, а между тем, повинуясь инстинкту, он бросился его преследовать. К великому его разочарованию, хорошенький маленький зверек поспешил скрыться в густом терновнике, куда волк не мог проникнуть. Морда его, болевшая от ожогов, не выдержала острых колючек. Пробродив полчаса около кустов в надежде, что исчезнувший кролик оттуда выскочит, он отказался от охоты.
Поздно вечером Единственный добрался до поселка и осторожно обошел его кругом. На пастбище среди бугров, кочек и суковатых обожженных пней он неожиданно встретил стадо овец. С минуту он стоял, пораженный их видом, но когда испуганные животные обратились в бегство, ему неожиданно захотелось преследовать их. Не прошло и минуты, как он набросился на ягненка, который бежал сзади всех. Повинуясь инстинкту, он схватил его за горло. В нем проснулась любовь хищника к теплому мясу, и он принялся за пиршество. Затем, еще не сознавая, что делает, он спрятал остатки своего ужина под нависшей скалой. Довольный собою, он скрылся в темной чаще и проспал несколько часов подряд.
Луна ярко светила на небе, когда волк проснулся. Ее странный свет его ошеломил и пробудил в нем непонятные желания. Взобравшись на верхушку обнаженного бугра, он осмотрелся. Вдали виднелись огоньки поселка, расположенного под откосом. Но он стремился к чему-то иному. Сидя на задних лапах, он протянул морду вверх, к сверкавшему месяцу, и издал протяжный и жуткий крик своего племени.
Волчий вой был неизвестен или, вернее, давно забыт в этой части страны. Но всякий из местных жителей, кто слышал его хоть раз, не нуждался в объяснениях. Не прошло и полминуты, как все собаки поселка завыли от бешенства и страха, залаяли и затявкали. Но этот шум не произвел на Единственного никакого впечатления. Он показался ему не страшнее чириканья воробьев. Послышался стук отпираемых дверей, замелькали фонари, и из домов вышли люди, спеша узнать, в чем дело. Вдали, освещенный луной, низко стоявшей на небе, виден был силуэт воющего волка. Вдруг уголком глаза Единственный заметил полдюжины фермеров, спешивших к пастбищу вместе с собаками! Люди! Неужели они тронут его? Но тут в нем заговорили угрызения совести. Он вспомнил убитого им ягненка. Весьма возможно — пришло ему в голову, — что ягненок принадлежал этим людям и его ждут из-за этого какие-нибудь неприятности. Мгновенно он замолк, скользнул с верхушки бугра и, растянувшись во всю длину, понесся вперед.
С той поры он остерегался подходить близко к поселкам. Успешно овладев первой добычей, он сразу превратился в искусного охотника. В нем проснулись давно забытые смутные воспоминания, перешедшие к нему по наследству от предков: он вдруг научился подстерегать робких кроликов, гоняться за рыжими оленями и убивать их. Местность, где он находился, была полна дичью. Он ел до отвала. Так он прожил несколько дней, подвигаясь постепенно все дальше на север, где тянулись обширные пустынные леса. Вскоре он дошел до поросшей высокими деревьями горы, которая одиноко поднималась над безграничным пространством лесистой равнины. С верхушки скалы зоркие глаза Единственного заметили поселок, состоявший из отдельных ферм, разбросанных у подошвы высокого холма. Но человеческие жилища были очень далеко. Волк отыскал глубокую пещеру и поселился в ней, решив дальше не идти. Он почувствовал, что достиг наконец своих собственных владений.
II
Обитатели поселка у подошвы Одинокой горы пришли в ярость. В течение шести недель кто-то давил
