надо было рассеять, чтобы не создавать неосуществимых надежд в сердцах охотников.
В это время внезапно все рассказы нашли себе подтверждение. Подтвердил их Чарли Кримминс. Он неопровержимо доказал, что гигант-самец не был игрой воображения индейца или разносчика, так как ему удалось найти лося.
К счастью для Чарли, этот успех был не совсем полный. Будь он полный, он был бы и концом Чарли. К счастью, Чарли успел спрятаться. Преследуемый по пятам лосем, величиною со слона, с треском пробиравшимся через чащу, он вынужден был в безумном ужасе отскочить к ближайшему дереву. Он едва успел взобраться на него и укрыться в его ветвях. Дерево задрожало, когда взбешенное животное ударилось о него всем своим огромным туловищем. Во время бегства Кримминс потерял свою винтовку. Дрожа, сидел он на суке и так ругал огромного самца, что, если бы лось в состоянии был понять его слова, он оставался бы под деревом до тех пор, пока не осуществил бы своей мести. Но, не понимая, что его оскорбляют, и устав фыркать на своего пленника, лось вдруг отошел и направился в лес на поиски более интересного занятия. Тогда пришедший в ярость Чарли спустился с дерева и сделал в поселке доклад, которому все поверили.
Первоначально предполагалось устроить большую охоту в горах Старого Согамаука. Рога, наводившие на всех ужас, должны были стать трофеем одного из охотников. Но для этого мало было только удачи — нужны были и деньги, ибо надо было заплатить большую сумму лесникам, чтобы они провели охотников в горы, где можно приобрести такой несравненный трофей. Когда, однако, дело со всеми достоверными подробностями дошло до дяди Адама, старейшего из лесников, он сказал «нет» и так твердо, что возражать было невозможно. Охоты на склонах Согамаука не будет в течение нескольких лет. Если гигант-самец действительно так ужасен, как говорят, значит, он прогнал со своего пути всех остальных самцов и, следовательно, не на кого будет охотиться, кроме него одного.
— Пусть он поживет, — решил дальновидный старый лесник, — пока его детеныши не вырастут такими же, как он. Иначе во всем Нью-Брунсвике не будет хороших лосей.
Решение это признали справедливым. Лесники в Нью-Брунсвике были похожи на тех мудрецов, которые берегут курицу, несущую золотые яйца.
В течение этого сезона лесники и поселенцы по временам видели гиганта-лося, но всегда на расстоянии, так как его бесцеремонность и пылкий нрав не благоприятствовали спокойным наблюдениям над ним вблизи. Его действительно хорошо знали лишь те, кто, подобно Чарли Кримминсу, созерцал его шумное бешенство с высоты сучьев высокого дерева.
Все наблюдавшие его сходились, однако, в некоторых важных подробностях. Чужестранец (полагали, что он действительно был не здешним, что инстинкт бродяжничества заставил его переселиться из дикой, пустынной местности полуострова Гаспэ на юг), по словам видевших его, был на добрых восемь дюймов выше всякого другого лося в Нью-Брунсвике и гораздо тяжелее. Ширину его рогов, необыкновенно симметричных и отличавшихся красотой своих разветвлений, определяли, по меньшей мере, в шестьдесят дюймов. Таков был взгляд дяди Адама, который с замечательным хладнокровием производил свои наблюдения, сидя на дереве, несколько менее высоком и крепком, чем он выбрал бы, если бы у него было время для выбора.
Шерсть гиганта была настолько темная, что спина его и бока не казались черными лишь при ярком солнечном свете. Могучая голова его с длинным носом, сильно торчавшим вперед, была темно-коричневая. А нижняя часть тела и внутренняя сторона его длинных, стройных ног были цвета ржавчины, как у лани. С шеи его свешивался тот косматый придаток, который у самца-лося носит название «мешка». Придаток этот, необычайно развитый, был украшен жесткой сильно лоснящейся шерстью. Величайшие охотники Америки не пожалели бы ни усилий, ни денег, чтобы уложить такую великолепную добычу и привезти с собой трофей в виде бесподобной головы и рогов. Но хотя славу о чудесном животном искусно распространяли по всюду и слух о нем дошел до всякого рода охотников, его по каким-то загадочным причинам нельзя было найти. О нем слышали в Упсалкуиче, в Ниписигуити, в Дэнгэруже, в Малом Саутвесте, но, по странному стечению обстоятельств, только не в окрестностях Старого Согамаука. Наезжавшие сюда охотники рыскали по всей провинции, тратились, спали и видели во сне лося, шли по крупным следам каких-то животных и приносили с собой великолепные лосиные головы. Но ни одному из чужестранцев, с ружьем в руке, не удалось унести с собой рогов гордого властителя Согамаука.
Прозвище «Властителя Согамаука», без сомнения, утвердилось за лосем в ту лунную ночь, когда мрачный старый медведь, живший далеко оттуда в ущелье кремнистого гребня горы, спустился вниз и посягнул на его права. Вообще говоря, дикие звери без надобности избегают раздоров. Они вступают в бой, лишь когда угрожает смерть им самим или их супругам, когда положение становится безвыходным. Они не стыдятся обратиться в бегство и предпочитают не доводить дела до крайности, особенно, когда успех борьбы сомнителен. Самец-лось и медведь, уважая храбрость друг друга, склонны далеко обходить один другого. Но нет правила без исключения. Особенно часто нарушают мир медведи. А этот медведь был особенно злобно настроен: выстрел индейца лишил его подруги жизни. Старый медведь готов был отомстить за нее первому встречному.
К своему несчастью, он встретил на пути лося. Но зато Чарли Кримминсу счастье улыбнулось. Ему удалось быть свидетелем драмы, которая разыгралась на берегу залитого лунным светом озера.
Чарли находился на пути к вершине Ниписигуити, как вдруг ему пришло в голову еще раз взглянуть на огромное животное, которое одержало над ним столь позорную для него победу. Содрав полосу коры с ближайшей березы, он сделал себе дудочку и взлез на иву, ветви которой широко раскинулись над освещенным луной озером. Сидя под прикрытием ветвей, он стал насвистывать тот странный протяжный и меланхолический призыв, которым самка лося призывает к себе своего супруга.
Обширные пустыни севера порой часами кажутся лишенными всякой жизни. Словно недоверие внезапной волной охватывает всех его диких обитателей. Но временами достаточно пустяка, чтобы пробудить жизнь среди тишины. Кримминс не более двух раз просвистел свой обманчивый призыв, как вдруг в кустах за обнаженным склоном горы раздался треск. Но не гигант-самец вышел в полосу лунного света. Это была самка. Она шла открыто вперед, то поднимаясь, то спускаясь по склону, и раздраженно высматривала мнимую соперницу.
Когда взволнованное животное повернулось к нему спиной, Кримминс снова повторил призыв, отрывистый и нежный. Самка быстро повернулась и подпрыгнула, точно кто-то ее ударил, а прямые и жесткие волосы на шее от злобы и ревности встали дыбом. Но никакой соперницы не видно было. Пораженная, она стояла, потряхивая неуклюжей головой, и, пронизывая взором мрак кустов, шумно фыркала, точно требуя, чтобы невидимая соперница наконец появилась. Вдруг злобно взъерошенные ее волосы опустились, она как-то съежилась и, отскочив в сторону от темных кустов, порывисто бросилась в мелкую воду у самого берега, — только плеск раздался. В ту же минуту кусты раздвинулись, и огромный медведь, подняв передние лапы вверх и широко разинув пасть, бросился на открытое место.
Разочарованный тем, что первый его прыжок был неудачен, медведь яростно кинулся к лосихе. Но лосиха при всей своей кажущейся неповоротливости была ловка, как олень. Искусно ускользнув от его нападения, она хотя и неловкими шагами, но с ужасной быстротой поднялась по склону, нырнула в глубину леса и скрылась. Медведь остановился на краю воды и, высоко подняв нос на воздух, повернул обратно, словно и знать не желал, что потерпел поражение.
Кримминс нерешительно поднял ружье. Уложить ли этого медведя или подождать и немного позднее повторить призыв в надежде приманить гиганта-самца? Пока он колебался, темная туша, озаренная луной, также стояла в нерешительности, — в чаще что-то зашумело, кусты раздвинулись, и из них вышел таинственный самец, высоко держа голову.
Он явился в ответ на призыв Кримминса, считая, что его зовет подруга. И, увидев медведя, пришел в безграничную ярость. Без сомнения, он решил, что медведь прогнал его супругу. С оглушительным криком он ринулся вниз на медведя.
Как мы видели, медведь не был склонен делать уступки. Его маленькие глаза налились кровью, и в них блеснул яростный, мстительный огонь. Он повернулся и, приподнявшись на задние ноги, приготовился встретить нападение. В этом положении у него была прекрасная опора, и он мог в любом направлении приложить свою колоссальную силу. Если бы лось атаковал другого лося, он наклонил бы голову и действовал бы рогами. Сражаясь с другими животными, он заменял рога своими гигантскими копытами, края которых остры, как нож. Приблизившись к своему злобному врагу, ожидавшему его, он поднялся на задние
