Было уже глубоко за полдень, когда грузовик наконец затормозил.
Вилли, лежавшая на мешках с рисом, в полусне перевернулась на спину и попыталась прогнать дремоту.
Все тело ломило, мышцы и кости болели все до единой.
Мотор заглушили, и в возникшей тишине заныли комары. Тьма стояла такая плотная, что, казалось, было трудно дышать.
– Проснулась? – донесся до нее шепот. Над ней склонилось лицо Гая, блестевшее в темноте от пота.
– Который час?
– Дело к вечеру, часов пять, наверное. У меня часы встали.
Она приподнялась, и все поплыло перед ее глазами от жары.
– Где мы?
– Я даже и не знаю точно. Где-то у границы, по-моему.
Гай застыл, когда послышались шаги по направлению к ним и мужские голоса заговорили по- вьетнамски. Полотно откинули, и в свете ударившего в глаза солнца на них уставились две головы, как два черных пятна.
Один из мужчин жестом скомандовал вылезать из кузова:
– За мной. Ни слова.
Вилли тут же перелезла через борт и спрыгнула на пружинящую почву джунглей. За ней последовал Гай. Несколько секунд их шатало, в глаза бил свет, а в легкие впервые за много часов ударил свежий воздух. Лучи послеполуденного солнца полосками испещряли почву у их ног. Где-то над головой неведомая птица издала тревожный крик.
Вьетнамец махнул рукой, чтобы они шли вперед. Только они ступили в гущу зарослей, как позади зарычал мотор. Вилли беспокойно обернулась и увидела грузовик, уезжающий без них. Она взглянула на Гая и прочла на его лице ту же мысль, что промелькнула и у нее: «Назад дороги нет».
– Не стоять. Идти, идти, – сказал вьетнамец.
Они вошли в чащу леса. Было очевидно, что человек хорошо знал направление, он уверенно провел их через заросли к одиноко стоящей хижине. Изношенное одеяло американской армии висело на входе. Внутри земляной пол был покрыт циновкой, а койка закрыта мелкой-мелкой сеткой от комаров. На приземистом столике стояла скромная трапеза из бананов, расколотых кокосов и холодного чая.
– Вы ждать здесь, – сказал вьетнамец, – может быть, ждать долго.
– Кого мы ждем?
Ответа не последовало, вполне возможно, человек просто не понял вопроса. Он повернулся и, словно лесной дух, растворился в джунглях. Вилли и Гай долго простояли у входа в ожидании, слушая шумы леса. Слышен был лишь шум качающихся пальм да одинокий вопль какой-то птицы.
Сколько же им ждать? – думала Вилли. Часы? А может, дни? Она взглянула вверх, через плотные заросли, на последние лучики, играющие на листьях деревьев. Скоро наступит темнота.
– Я хочу есть, – сказала она и вошла обратно во мрак хижины.
Они съели на двоих все бананы, что были там, сжевали всю мякоть кокосов и выпили весь чай. За всю свою жизнь Вилли не вкушала такой превосходной еды. Наконец насытившись и испытывая немоту в ногах, они забрались под сетку и уснули рядышком на койке. Когда стало темнеть, полил дождь, не просто дождь, это был ливень, лавиной обрушившийся с небес, который, однако, не принес облегчения от жары. Вилли проснулась и лежала в насквозь промокшей от пота одежде, глядя в кромешную темноту широко открытыми глазами. Над ней подобно ночному призраку тихо вздымалась и опадала противомоскитная сетка. Она чуть откинула ее, чувствуя, что задыхается от духоты. Вилли встала, не потревожив спящего Гая, и подошла к двери. Стоя на пороге хижины, она несколько раз глубоко вздохнула и вышла под ливень. Джунгли вокруг нее содрогались под ударами грома и вспышками молний. Молодая женщина дрожала в грозовой темноте, подставив лицо целым потокам воды, когда услышала сонный голос Гая за спиной:
– Что, черт возьми, ты делаешь?
Она обернулась, увидела его в дверном проеме и ответила смеясь:
– Принимаю душ.
– Прямо в одежде?
– Здесь, пожалуй, так даже лучше. Иди сюда, увидишь, что я права, скорее, пока дождь не кончился.
Мгновение он поколебался, затем шагнул из двери и встал рядом с ней под ливень.
– Разве это не замечательно, – крикнула она, подняв руки к небу, словно приветствуя водную стихию. – Я не могла больше выносить эту духоту, мне был невыносим даже запах моей одежды.
– Запах – ерунда, главное не довести дело до плесени, – усмехнулся Гай. Он уже рычал от удовольстия, подставляя лицо дождю. – Пожалуй, это неплохой способ принимать душ. Именно так поступают дети. Во время войны я здесь уже испытал шок от такого зрелища, видел, как под дождем прыгали и скакали голые коричневые дети местных аборигенов. И никакого смущения, никаких комплексов. Абсолютная свобода!
– Так и должно быть.
– Правильно, – согласился он и мягко добавил: – Так и должно быть.
Внезапно Вилли почувствовала, что он изучающе смотрит на нее. Она обернулась. Огромные лапы листьев пальмы трепетали под напором дождя и ветра. Гай молча подошел к Вилли и стоял так близко, что ей казалось, она чувствует, как колеблется знойный воздух между их телами. Но она не двинулась с места и не произнесла ни слова.
И тогда он задумчиво спросил:
– Может быть, нам снять нашу одежду?
Она тряхнула головой:
– Мы не должны этого делать.
– Почему нет?
– Одна ночь, а потом ты исчезнешь.
– Лучше одна ночь, чем ничего.
– И потом ты исчезнешь, – повторила она.
– Ты не знаешь, что будет потом, и я не знаю, что будет потом.
– Я знаю, ты исчезнешь…
Она повернулась, чтобы уйти, но он притянул ее к себе, и их губы встретились. Она уже знала, что проиграла эту битву.
«Лучше одна ночь, чем ничего», – успела подумать она, теряя последние силы для сопротивления. И пусть это случится хотя бы однажды, чем потом всю жизнь спрашивать себя, а как это могло быть. Она обняла его за шею и ответила на его жаркий поцелуй с отчаянной страстью женщины, изголодавшейся по мужской ласке. Они крепко прижались друг к другу, чувствуя жар своих охваченных страстью тел.
Он уже возился с кнопками ее блузки, стаскивал ее с плеч, Вилли дрожала под струями дождя, сбегающими по ее обнаженным плечам, но он накрыл горячей рукой ее грудь, и она поняла, что это дрожь желания.
Тесно обнявшись, они устремились в темноту хижины.
И стали нетерпеливо стаскивать одежду, помогая друг другу, наконец не осталось никаких барьеров и никаких запретов. Он прижался губами к ее губам, и она почувствовала, что никогда и ничей поцелуй не проникал так глубоко в ее душу. Темнота обступила их со всех сторон, земля указала путь. Он потянул ее вниз на их скромное ложе, окруженное противомоскитной сеткой. Они занимались любовью, и Вилли чувствовала себя парящей в облаках, она забыла, кто она и где находится. Не было ничего, кроме шума дождя и волшебных, ласковых рук Гая и его жгучих поцелуев. Это уже было с нею когда-то, она была счастлива в объятиях мужчины, и была боль, отчаянная боль после того, как он ушел от нее.
Такова жизнь. С мужчинами, подобными Гаю, такое окончание романа неизбежно. Но она не хотела думать об этом, прочь все эти глупые мысли. Пусть будет короткое, но счастье! Она обнимала его и шептала: «Да, пожалуйста».
Он сдерживал свое нетерпение, но ее тихая просьба заставила его потерять над собой контроль. Он
