самих евреев.
Отметив некоторые причины, вызывавшие отрицательное отношение к евреям со стороны немецких лож, автор упомянутой книги говорит, что «быть может, сами немецкие евреи виноваты в том, что все еще многие люди не могут избавиться от предубеждения против них. Они значительно отстали от своих английских, французских, итальянских, португальских и других единоверцев. Не святое учение их религии, преподанное Моисеем, но многочисленные суеверные представления, бесполезные и смешные обычаи, выдуманные политикой раввинов большей частью для того, чтобы получить богатую «десятину», создали то обособленное положение, в котором живут y нас все евреи. Если евреи и озаряются светом просвещения, которое порою охватывает даже противников терпимости, то они все же остаются слепыми в тумане своих мечтаний, остаются глухими к примерам, поучениям и увещаниям. Здесь именно и воздвигается первая стена между нами и ими…»
При чтении этих и дальнейших строк невольно кажется, что они написаны как бы под диктовку одного из тех современных немецких евреев, которые неудержимо стремились сблизиться с христианским обществом; но если большинство этих последних имели в виду лишь удовлетворение своего мелкого самолюбия, то сотрудник нашего автора видел в этом сближении средство духовно возродить немецких евреев. Казалось бы, что недостатки евреев, отмеченные автором, должны были с одной стороны оправдать отрицательное отношение немецких лож к евреям, с другой стороны объяснить самим евреям, что при наличности этих недостатков они не могут рассчитывать на прием в ложи. Но вдохновитель приведенных строк имел в виду совсем иное, именно проложить в масонстве ближайший путь к общению евреев с христианами, и, не замечая непоследовательности, он горячо восклицает: «К чему закрывать народу (еврейскому) путь к масонству, путь, на котором народ легче всего мог бы примириться с другими людьми, мог бы смягчить свои нравы и облагородить свою мысль!». Были ли это слова увещания, обращенные к немецким ложам, дабы они приняли евреев, рассчитывая на их исправление, или то был призыв к немецким евреям вступить в ложи (хотя бы только азиатские), дабы там духовно возвыситься; принадлежали ли эти слова христианину (Эккерту?) или еврею (Гиршману?), во всяком случае они должны были объяснить евреям, стремившимся вырваться из духовного гетто, какое культурно-общественное значение может иметь для них сближение с христианами в масонстве [52] .
V
Конец ХVІІІ и начало XIX веков ознаменовались в масонстве реформационным движением, выразившимся во внутреннем очищении союза. Такие писатели, как Фесслер, Краузе, Шредер и Моссдорф своими историко-критическими трудами рассеяли туман, которым была окутана история братства, и раскрыли происхождение и смысл обрядностей. Это обстоятельство не могло остаться бесследным для еврейского вопроса: если раньше исключение евреев из немецкого масонства вызывалось в значительной мере желанием следовать законам (измышленным) союза, то в это время, как констатируют многие писатели, отрицательное отношение к евреям питалось лишь враждою к ним; но на личную ненависть нельзя было ссылаться, и противники евреев, лишая их права на союз, стали основываться на обрядностях, которые, якобы, придавали союзу исключительно христианский характер. Возможно, что иные братья искренне верили, будто их союз есть христианское сообщество, но большинство лишь делало вид, будто этому верит; характерно, что к этому мнению присоединялись даже те братья, которые считали масонство старше христианства. — Как наиболее веское доказательство своей правоты, противники евреев выставляли обычай клясться на Библии [53], именно на главе из Иоанна. «Настоящая правильная ложа — читаем мы в словаре того времени — не терпит в своей среде евреев, так как по своему вероучению они не могут в доказательство правды класть руку на Евангелие от Иоанна» [54]. В действительности же, присяга во одному тому не могла служить, так сказать, «основным» препятствием, что ее форма не всюду была одна и та же; во первых, Библия не всегда раскрывалась, в иных ложах присягали на закрытой книге [55], как напр., в Великой английской ложе; когда же книга раскрывалась, то не всегда на Евангелии от Иоанна; в некоторых ложах Библию раскрывали наудачу, в других — на 2-й главе из Евангелия от Марка; во вторых, были ложи (французские), в которых клятву произносили над уставом [56] , a в ложе La francaise в Бордо до 1749 г. вместо клятвы вступавший давал лишь честное слово исполнять все должное [57]. Но и присяга на Евангелии от Иоанна не должна была отвращать евреев, так как в данном случае имело значение не то, что Библия была раскрыта на той или другой главе, a то, что Библия являлась для масонов
В каждой ложе Библия считалась высшим священным символом масонства, но наряду с ней столь же важными символическими знаками служили циркуль и наугольник: «Библия направляет и устанавливает веру, наугольник — наши деяния, a циркуль определяет наши отношения ко всем людям вообще и к братьям в особенности [59]». Уже из этого видно, какое значение придавали Библии основатели союза; если Библия служила символом благочестия, то, следовательно, она не являлась самим благочестием, и таковое можно было бы найти и вне ее, a потому можно было бы избрать какой нибудь другой символический знак: для магометан — Коран, для евреев Ветхий Завет; но именно потому, что Библия в масонстве служит лишь
Прибавим еще, что глава от Иоанна, как объясняют Ведекинд и Мерздорф, не заключает в себе ничего противного еврейству, так как в ней говорится об Иоанне Предтече, который «как известно, был еврей», и который, как свидетельствуют другие писатели, был патроном старого масонства; a братья строительных товариществ потому считали его своим покровителем, что, подобно ему, вели тревожную, полную лишений жизнь. Вообще же Иоанн Предтеча, по объяснению целого ряда писателей, являлся для масонов человеком возвышенной, духовной мощи. «Иоанн Предтеча — говорит Блуменгаген в своей речи «Wer ist frei, wer ist unfrei?» — является для масона высшим примером во всех своих деяниях, так как каждая масонская обязанность, каждая масонская добродетель находит пример в его жизни; он идеал совершенного масона, и история не дала другого человека, в котором бы так сочетались сила и мудрость, любовь к правде и неустрашимость, величие духа и богопочитание, презрение к всему земному ничтожеству, как в Иоанне, глашатае царства любви» [61]. К этому надо прибавить, что иные при присяге имели в виду п. 4 и 5 из 1-ой главы Евангелия от Иоанна, гласившие: «В нем (Боге) была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет в тьме светит, и тьма не объяла его» [62]. Эти строки, как мы видим, не заключают в себе ничего исключительно христианского.
Другим аргументом против допущения евреев в союз служило то, что главным праздником масонов был иоаннов день; но иселедования масонских писателей доказывают, что если иоаннов день имел какое либо христианское значение в строительных товариществах, откуда он проник в союз, то здесь он утратил не только это, но и вообще всякое религиозное значение. Этот день служил началом масонского года, так как тогда происходили годичные выборы должностных лиц, сопровождавшиеся «по старому похвальному масонскому обыкновению» трапезою. В остальном же иоаннов праздник являлся для масонов каким-то смутным преданием; иные связывали его с именем Иоанна Предтечи, другие с именем Иоанна Евангелиста; первые видели в празднике не историко-религиозный, a нравственный смысл. Это был праздник
