— Вы мне нужны, и срочно! Что-то застряло в трубе: птица залетела, или что, вся изба в дыму! Ума не приложу, что делать!
Франсуа поспешил за ней; Селест отстала. У дома ее встретила Солей, вся вымазанная сажей.
— Видать, правда, что-то случилось, — заметила Селест.
— Да, хотя подозреваю, что она на крышу залезла и что-то сама в трубу бросила. С нее станется. Нет, ты знаешь, я так больше не могу, я ее с каждым часом все больше ненавижу.
— Вот ведь привязалась к Франсуа! — лицо Селест выразило горечь. — Ни на минуту его оставить не хочет. Ну, как с такой женщиной бороться?
— Выход один. Не думаю, что она его уже успела в постель затащить. Так что давай…
Селест густо покраснела:
— Я не умею! Не знаю, как это!
Солей задорно скривила губки:
— Я тоже не знала, пока Реми не научил. Но научил неплохо, могу поделиться…
Из дома выскочила Одетта, махая фартуком, чтобы разогнать дым. Они ее даже не заметили.
— Ну и что я должна делать?
— Он тебя еще не целовал? Наверняка нет. После этого все бы пошло как по маслу… А ты сама его не можешь поцеловать?
— Ой, что ты!
— Не хочешь, что ли?
— Да нет, хочу, конечно, но… — она не договорила: если бы Франсуа хотел, он бы давно ее поцеловал.
— Он все еще воспринимает тебя как невесту Антуана, — сказала Солей, как будто читая ее мысли. — Тебе нужно его убедить, что у тебя это уже позади. Ну, прижмись к нему как-нибудь, коснись его, лучше губами, это очень здорово действует, правда… Тебе даже не нужно дальше ничего делать, просто дай ему тебя поцеловать. Увидишь, что будет.
— Думаешь, получится?
— Если нет, не стоит на него и время тратить, — решительно отрезала Солей. — И не откладывай. А то птичку уведут. Сегодня ночью. Буду храпеть вовсю, ты как будто с ним одна — и действуй, покажи, что не хуже баба, чем эта Одетта.
— Я в этом не уверена, — Селест еще больше покраснела.
— Не глупи! У тебя есть все, что и у нее…
— Но она знает, как это использовать!
— Ну, Франсуа в этом не очень разбирается, так что смелее!
— Если я так с ним, то он подумает, что я ничуть не лучше Одетты!
— Да ничего он не подумает! Мужчине иногда надо показать, что его хотят. Пусть думает, что это он тебя совратил. Сейчас все равно кюре нет — так что ждать, пока они появятся? Так до конца жизни прождать можно! Сегодня, Селест!
— Заходите! — крикнул Франсуа из-за плеча Одетты. — Мы ее вытащили, маленькая птичка была.
— Сегодня? — настойчиво повторила Солей.
Селест не ответила. Но она и не сказала 'нет'.
53
Реми шел и шел — он двигался на северо-запад. Идти надо было осторожно: как бы не напороться на засаду англичан, но мысли его вновь и вновь возвращались назад, к тому, чему он стал свидетелем в Гран- Пре.
Он пытался думать о самых простых, обыденных вещах — например, куда делись деньги, которые он оставил Солей. Но мысли опять возвращались к Солей — найдет ли он ее. Эти мысли, он понимал это, могут просто свести его с ума. Но он ничего не мог поделать с собой.
Отец Лаваль говорил ему в свое время, что верит в христианское чудо. И впрямь, разве чудеса не случаются каждый день: когда солнце всходит, когда ребенок рождается? А с ним? Он уцелел после схватки с медведем, пережил тюрьму, спасся с английского невольничьего судна… Но в то же время почему Бог оставил отца Лаваля, когда тот умирал в тюрьме? 'Нет, нет, — пробормотал Реми сквозь сжатые зубы, — надо верить; и я буду верить, что найду Солей, пусть хоть всю жизнь искать буду. Я сам сотворю чудо, если будет нужно'.
Обогнув форт Камберленд, который раньше был французским и назывался Бозежур, он благополучно миновал перешеек Шиньекто. Куда дальше? Быстрее всего добраться до устья Сент-Джона по воде, но у него нет лодки. Идти напрямую по побережью — немыслимо: там скалы, гигантские приливы, никаких троп. Значит, надо кружным путем — через Малый Кодьяк. Так Реми и сделал. Дымящихся руин прибавилось с тех пор, как он был здесь последний раз. Англичане совершают все более глубокие рейды. Хоть бы заимка де Витров уцелела; пожалуй, стоит зайти туда; при этом Реми, ощущая стыд, подумал, что за этим решением стоит не только беспокойство за новых друзей, но и желание подхарчиться.
Заимка уцелела, все были на месте, но новости сообщили неприятные.
— Симона взяли! Вот на, выпей! — один из братьев протянул ему бутылку коньяка и кружку. — И лодку его забрали, то есть не его, а братнину. Сидит теперь.
Угрызения совести превратились в настоящую муку. Симон ведь никогда бы не попал в лапы англичан, если бы не поплыл с ним так далеко — почти до самого Гран-Пре. Реми оглядел братьев; взгляд его остановился на младшем, кажется. Жозефом его звали.
— Ты знаешь расположение там, внутри форта? В тюрьму трудно прорваться?
Жозеф улыбнулся:
— Знаю, по крайности, снаружи. Я пойду с вами. Не боюсь англичан.
— Дурачок! — выразилась по этому поводу одна из присутствовавших женщин, но никто не обратил на нее внимания.
Все было решено быстро. Непредвиденная задержка — вещь досадная, конечно, но он не мог бросить Симона после того, как тот так рисковал из-за него.
Вечером все дружно помолились за успех предприятия. На следующее утро Реми с Жозефом отправились вниз по реке, на вражескую территорию. Думы о Солей на время ушли куда-то вглубь.
Англичане явно не рассчитывали, что кто-то решится на такой дерзкий налет. Ночь стояла морозная, лунная, что не слишком благоприятствовало их плану, но были облачка — и это дало им возможность незамеченными проникнуть к самым стенам форта.
Жозеф был хорошим напарником. Он был по-юношески быстр, ловок, занятие охотничьим промыслом выработало у него умение двигаться бесшумно. Он безоговорочно признал за Реми роль руководителя, но и сам порой вносил ценные предложения.
Темнеет в этих местах зимой рано. Красномундирники по большей части попрятались в домах, у очагов; часовым было на все плевать, только бы не замерзнуть.
— Ты берешь этого, — прошептал Реми, когда они оказались у самой тюрьмы, — а я — того.
Он еще никогда не убивал человека и боялся — а вдруг в решающий момент его рука дрогнет? Однако он вовремя вспомнил месяцы, проведенные в застенках Аннаполиса, отца Лаваля, замученного тюремщиками, то, что именно эти солдаты разлучили его с женой и ребенком, еще не родившимся, которому, может быть, так и не суждено было родиться…
Лезвие ножа, которое он вчера точил весь вечер, легко вошло в спину ничего не подозревавшего часового. Тот издал какой-то невнятный звук и рухнул на снег. Реми повернулся: где Жозеф? Тот уже деловито вытирал окровавленный нож о брюки.
— Подождем смену и еще парочку кокнем?
