рассветом она снова останется одна.
— Что тебе отдать?! — всхлипнула Митико. — Возьми, возьми! Но у меня ничего нет!
Задыхаясь, Кадзи покачал головой. Он ничего не хочет. Ее объятия возвращают ему жизнь. Только это.
Вместе с утренней перекличкой солдаты утрачивают свою свободу. Безликую, мертвую свободу темного, как болото, сна. А в это утро Кадзи утратил радостную свободу, дарованную Митико.
— Фехтование на карабинах, всей ротой! — скомандовал дежурный офицер.
Унтер Сибата, глянув на Кадзи, съязвил:
— У нас тут у одного ноги подкашиваются.
— Еще бы, всю ночь в атаку ходить, — откликнулся кто-то из старослужащих.
Кадзи знал, что ему не простят. Еще не то придется вытерпеть. Он молча надевал фехтовальный костюм.
— Ну что, сразимся? — предложил Сибата и, не дожидаясь, пока Кадзи встанет в позицию, сделал первый выпад.
Кадзи покачнулся.
Кругом засмеялись.
— В атаку ходить мастер, а обороняться его не учили.
Новобранцы сражались друг с другом, и только Кадзи окружили старослужащие. Разумеется, это было не случайно. Хасидани сделал вид, что ничего не замечает. Сквозь маску Кадзи видел их не предвещающие добра улыбки. Судя по всему, они готовились к серьезному бою. Что ж, он готов. Кадзи встал в позицию. Не давала покоя мысль о Митико, которая сейчас в комнате за казармой собирается домой. Хино обещал распорядиться, чтобы ее отвезли на станцию.
Конечно, сегодня Кадзи не в форме, он не сомкнул глаз, и это сказывается. Раз, другой отбил выпад Сибаты и почувствовал, что ноги не слушаются. Он тут же получил прямой удар в грудь.
— Ну что, Кадзи, это потруднее, чем миловаться с женой? — не отставал Ёсида.
— Давай-ка я тебя научу! — Сибата отвел карабин.
Воспользовавшись остановкой, Ёсида нанес явно запрещенный удар. Кадзи пошатнулся и тут же получил второй, нанесенный уже по всем правилам.
Ах, вот вы как!
— Прошу еще раз. — И сам не узнал своего голоса.
Мышцы напряглись, грудь дышала легко. Кадзи перешел в наступление. Я не могу быть побитым тобой, Ёсида. Да и тобой, Сибата, тоже. Не могу дать себя победить сволочам, я помню ваши ремни, твой, Ёсида, и твой тоже, Сибата. Давайте-ка один на один. Так будет честно!
Расстояние между ними уменьшалось. Ёсида отступал. Подойдя почти вплотную, Кадзи отбил карабин Ёсиды и нанес противнику сокрушительный удар в грудь. Точно по форме.
Теперь Ёсида боролся за свой престиж. Ефрейтор не может уступить новобранцу. Кадзи решил экономить силы. Отступая, он забирал влево, рассчитывая, сманеврировав, развернуться и застичь Ёсиду врасплох. Ёсида завалил карабин — значит, легко будет дать сверху. Тут он споткнулся, успел еще парировать длинный удар Ёсиды, но упал, получив подножку. Кто-то ударил его карабином плашмя по спине. Кадзи вскочил. За одной маской в улыбке скалились зубы. Кадзи чутьем угадал, кто ему подставил подножку и с ходу нанес удар.
— Прошу прощения!
Противник полетел с ног. Это был настоящий таран.
Один за другим, не давая Кадзи передохнуть, на него наседали старослужащие. Кадзи, рассвирепев, как тигр, бил всех без разбора. В этой бешеной схватке Кадзи ощутил внезапное освобождение. Он бил, колол, отражал удары прикладом и возвращал их.
— Даешь, Кадзи! — услышал он за спиной. — Если так пойдет дело, станешь чемпионом полка. Сразимся?
Все отступили. Это был унтер Сога.
— Сразимся?
Он стал в позицию. Кадзи тяжело дышал. Ноги подкашивать. Сога был невозмутим. Он наступал уверенно и спокойно. Он подавлял Кадзи.
Кадзи начал задыхаться. Отступил, чтобы передохнуть. Опять отступил.
— Не отступать! — приказал Сога. — Отступая, не побьешь. Вперед!
Кадзи остановился. Сделав шаг назад, Сога открыл грудь.
— Вот сюда! Давай!
Но карабин Кадзи отбили. Почти в ту же секунду он получил удар, подался назад. Видно, он слишком запрокинул голову — удар пришелся в горло. Кадзи упал на колени, пытался еще встать, но потерял сознание.
— Принесите ему воды, — бросил Сога и повернулся к старослужащим: — Позор! Один новобранец всю команду разделал. Кончать фехтование! — приказал он.
Кадзи пришел в себя, приподнялся.
— Сделай на горло холодный компресс, — посоветовал Сога. — Одышки у тебя нет, обойдется. Рассчитывай движение, особенно при коротких ударах.
Митико еще издали увидела, как плохо выглядит Кадзи — него позеленело лицо. Он пришел как был, в нагруднике.
— Я не могу тебя проводить, Митико. Сейчас будет построение.
Он хотел сказать это как можно более спокойным, беззаботным тоном, но ничего не получилось. Из горла вырвался хрип.
— Мне уходить? Уже? — Митико с силой потянула его к себе за ремень нагрудника, потом отпустила.
— Уходи скорее, не могу!.. Спасибо, что приехала, — прохрипел Кадзи. — Не будем прощаться, хорошо?
— Еще чуть-чуть и остался бы инвалидом, — сказал врач дежурному по четвертой роте унтер-офицеру Исигуро, показывая на Кадзи. — Даю ему освобождение.
Исигуро хотел было так и записать, но Кадзи попросил разрешения обратиться.
— Господин врач, я не прошу освобождения, с меня достаточно лекарства.
— Откуда такой ретивый новобранец выискался! — засмеялся врач. — Ему не нужно освобождения от учений — слыхали? Видать, повышения вне очереди ждешь?
Кадзи подумал, что сейчас ему никак нельзя получать освобождение. В обычное время это предел мечты. Но только не сейчас. Получить освобождение после свидания с женой — значит выставить себя на смех. Терпеть насмешки, видеть, как они скалят зубы…
Врач отпустил его, предупредив, что горло надо беречь.
Кадзи поднялся и поклонился. Какой толк от предупреждений? Ведь теперь старослужащие станут на каждых занятиях но штыковому бою метить ему в горло.
Исигуро даже высказал Кадзи притворное участие.
— Доложу командиру роты о твоем ранении. А также с том, что ты не взял освобождения и остался в строю.
Кадзи и не думал верить этому фальшивому сочувствию Просто Сога — давнишний соперник Исигуро, и если капитану доложить под настроение, что от его удара придется списывать новобранца в инвалидную команду, Соге нечего надеяться на повышение…
Зима, полгода терзавшая землю, отступала. В степь пришло солнце. У подножья сопки зима задержалась дольше всего, но и оттуда ей пришлось убраться. С весной низменность превратилась в болото, она лежала, словно труп зимы, разбухший и черный.
Чем ближе к границе, тем болотистее почва. Над трясиной — бугорки земли, поросшие травой. Кочка и кругом вода. Провалишься — поминай, как звали. Ступать можно только с кочки на кочку. Если б всюду
