Кривя губы насильственной улыбкой, мобилизованные полезли в единственный пассажирский вагончик. Хор запел песню: «А-а, лицо твое и голос…»
Уезжающие что-то кричали, каждый искал взглядом какое-то одно лицо в толпе провожающих. Песня заглушала их голоса. Паровоз снова дал гудок.
Жена и дети
Ждут славных подвигов твоих…
Передернувшись, словно в судороге, поезд тронулся. И когда отъезжающие в прощальном привете протянули руки из окон вагонов, жены забыли о «долге женщин воюющей страны» и кинулись за ними.
Хор пел:
Флажком махали, на прощанье…
Но люди в вагоне были безразличны к прощальному трепыханию флажков. Они были на пути туда, куда не доходят ни песни, ни шелест флажков… Кадзи содрогнулся, представив себе страшную пустоту, которую ощутили в это мгновение жены мобилизованных. За несколько ночей сгорели, испепелились от горючих слез печали и обиды женские души…
— Уехал… — блуждая вокруг невидящими глазами, шептала женщина рядом с Кадзи. — Ушел, навсегда ушел… — И, встретившись безумным взглядом с Кадзи, запричитала: — Не придет больше, не вернется!..
Внезапно она замолкла, взяла себя в руки и попыталась даже изобразить на лице улыбку. Кадзи сам едва сдерживал слезы. Он отыскал глазами Митико. Торопливо расталкивая людей, она пробиралась к нему. Она улыбалась заплаканным лицом.
— Плачу, сама не знаю почему…
— Я тоже…
«Наверно, потому, что сравниваем чужую беду со своим счастьем…» — подумал Кадзи.
Расходились молча. В сущности для большинства это было чужое горе. Завтра оно могло стать своим, но сегодня оно было чужое.
Митико думала только об одном: какое счастье, что у Кадзи броня. Поставить себя на место этих несчастных женщин она не могла, сама мысль казалась невероятной. Она сейчас одна, без Кадзи? И он не пришел бы вечером? Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра? Какое счастье, что можно об этом не думать!..
— Как сейчас трудно этим женщинам… — тихо сказала Митико.
Кадзи вскинул на нее мрачный взгляд.
Они расстались у здания главной конторы. Митико попросила Кадзи прийти сегодня пораньше. Кадзи молча кивнул и пошел в контору.
В директорском кабинете шла оживленная беседа. Обсуждали, почему пал остров Атту, как получилось, что погиб доблестный японский полк во главе со своим командиром, и какое стратегическое значение имеет потеря этого острова.
— Эти американцы понатащили туда двадцать тысяч солдат, — заговорил Окадзаки отрывистым и волевым голосом ротного командира, — и едва справились за две недели с маленьким японским полком. Теперь-то они поняли, что такое японская армия!
— Мы хоть и отдали остров, но все равно выиграли: шутка ли на полмесяца сковать крупные силы противника на всем северном направлении! — высказался начальник участка Сэкигути. Впрочем, тон у него был не такой уж уверенный.
Начальник второго участка Коикэ с видом стратега, раскрывающего тайны им самим созданного плана, изрек:
— Им придется драться за каждый остров отдельно. А за это время мы превратим метрополию в неприступную крепость.
Его поддержал Окадзаки:
— На одном только острове Атту противник потерял шесть тысяч личного состава. Стало быть, этих двадцать тысяч ему хватит всего на три острова? Если так пойдет дело, американцы угробят в боях за тихоокеанские острова всю свою армию!
Предположение Окадзаки было полно оптимизма, но никто даже не улыбнулся.
— Но все-таки бросать гибнущий гарнизон на произвол судьбы возмутительно! — проговорил начальник ремонтных мастерских.
— А где Объединенный флот? Где? — сетовал главный механик. — За это время он мог бы подойти откуда угодно!
— Объединенный флот, несомненно, в южных морях. Там идет крупное морское сражение, — изрек начальник транспортной службы. — За победу в южных морях не жаль отдать два, а то и три таких острова, господин главный механик.
Все дружно согласились. Вера в непобедимость Объединенного флота была непоколебимой.
— Все-таки линия фронта у нас чересчур растянута, — вступил наконец в беседу Окидзима. — Если мы не сократим ее, нам придется трудно с транспортом.
— Растянута? Чепуха! Если удерживать инициативу на море и в воздухе, это не проблема, — уверенно возразил Окадзаки, и во взгляде, брошенном им на Кадзи, мелькнул вызов.
Но Кадзи понял, чего добивается Окадзаки, и промолчал. Вылезать сегодня со своей теорией военного потенциала и делать пессимистические прогнозы было бы равносильно самоубийству.
Они еще долго и ожесточенно спорили, где и когда японская армия нанесет решающие удары по противнику, которые приведут к победоносному завершению этой небывалой войны. Никто из них не знал, что ровно год назад в морском сражении японская авиация и Объединенный флот, на который возлагалось столько надежд, окончательно потеряли инициативу в воздухе и на море…
Директор не участвовал в беседе. Он разговаривал по прямому проводу с правлением. Вернувшись в кабинет и увидев подчиненных в сборе, он немедленно приступил к инструктажу по поводу предстоящего «производственного штурма силами всего рудника». Инструктаж этот оказался, так сказать, второй заваркой его ультрапатриотической речи, произнесенной накануне. Вначале, под впечатлением известия о гибели героев на дальнем северном острове, они еще слушали выступление директора, но скоро все это надоело. Сэкигути стал зевать, Окадзаки заснул, Коикэ чистил ногти, Кавадзима бесцеремонно ковырял в носу. Окидзима с увлечением пускал кольца дыма, то большие, как браслеты, то маленькие, как перстни. Кадзи что-то чертил пальцем на пыльном столе.
Ни одного приличного человека! Особенно рассердил директора уснувший в самом начале речи Окадзаки. Придется одернуть — слишком возомнил о себе!
Наконец он покончил с вводной частью и перешел к обычному разносу.
— Ну, я вижу, вы заскучали. Придется вас развлечь. Расскажу сказочку о том, как к единице прибавляли единицу, а двух не получалось. Такая уж у вас арифметика! Раньше узким местом была рабочая сила. Сейчас процент выхода на работу резко повышен. Назовем этот прирост «плюс икс». Но на добыче этот «плюс икс» никак не отразился! Вот ведь что удивительно. В чем дело?
Поймав на себе взгляд директора, Сэкигути ответил, что отстает проходка, потому и не получается арифметики. А для проходки не хватает и механизмов, и рабочих…
— Только и всего?
— На моем участке положение приблизительно такое же, — доложил Коикэ.
— К тому же нам далеко возить. Не хватает механизмов, тормозит откатка…
— Хватит! — остановил его директор. — Хватит! Вы всегда норовите свалить ответственность на других…
Но тут директора перебил Окадзаки:
— Вы все нас корите, директор, что мы валим вину на других. А какая нам от этого радость? Возьмите хотя бы положение с рабочей силой. Верно, выход на работу повысился, но они ж идут в штольню дурака валять, а не работать!
Окадзаки прищуренными глазами покосился на Кадзи. Тот невозмутимо выписывал на пыльном столе иероглифы «Влияние внеэкономических факторов на добычу руды».
— Ну, уж это твоя обязанность — заставлять их работать, — нахмурился директор.
