Синклер улыбнулся таким излияниям моего друга.
– Я с удовольствием покажу их, – сказал он. – Не совершить ли нам короткую прогулку к карьерам, откуда они были извлечены? Возможно, осмотрев их, вы могли бы составить себе полную картину раскопок.
– Это было бы просто прекрасно, мистер Синклер, – ответил Холмс, и они стали обсуждать ископаемые, тем самым повергнув меня в полное смятение. В течение получаса я поддерживал в себе притворный интерес к предмету разговора, затем Синклер предложил нам пройтись к карьерам.
Мы вышли через черный ход и прошли вдоль стены старомодного кухонного садика. В самом конце оказалась калитка, которая открывалась на заросшую тропу, ведущую к железной дороге.
– Мой отец, – начал объяснять он, – был железнодорожным инженером. Он много лет провел в Южной Америке, где прошла и моя юность. Когда же пришла пора заняться моим образованием, он удалился сюда, забросив дела, но не полностью. Меловые карьеры относились к поместью и благодаря им у отца появилось увлечение на старости лет. Хотя по образованию я юрист, несколько лет спустя я бросил практику. Теперь я посвятил себя тому, что всю жизнь было моей страстью, – науке о звездах и науке о земле. Между такими гармонирующими друг с другом занятиями я управляюсь со своими делами. Вообще-то здесь должно было быть трое-четверо моих слуг, но они так встревожены последними новостями, что я отпустил их в Личфилд, дабы они оставались в курсе событий.
Мы добрались до железнодорожной насыпи, за ней виднелись склоны холмов, изрезанные огромными зияющими провалами, в которых открывался необработанный мел. За железными воротцами в футе от насыпи были деревянные ступени, ведущие вверх по откосу к простым деревянным мосткам. Синклер вежливо придержал дверцу и подождал, пока мы поднимемся.
Мы ступили на железнодорожный путь, и тут любезное воркование Синклера закончилось. Когда его голос раздался вновь, в нем слышались совсем другие интонации.
– Не оборачиваться, господа! – скомандовал он. – У меня в кармане заряженный пистолет!
– О чем это вы, мистер Синклер? – начал было Холмс, но Синклер перебил его.
– Можете отбросить притворство, мистер Холмс, – сказал он. – Я знаю, кто вы, и знаю, что вы выслеживали меня в течение долгого времени, а сейчас дело зашло слишком далеко, чтобы ошибаться. Без сомнения, в один прекрасный момент мы должны были встретиться.
– И теперь, когда это случилось, – отозвался Холмс, – что вы намерены делать?
– Вы и ваш славный доктор станете средоточием одной финальной загадки, мистер Холмс. Увы, доктор Ватсон никогда не внесет ее в свои отчеты, и она навсегда останется неразрешенной. Когда вон та известняковая яма поглотит вас, не останется вообще никаких следов.
– Не делайте глупостей! – ничуть не испугался Холмс, поворачиваясь лицом к Синклеру. – Вы полагаете, полиция графства дремлет?
Синклер вызывающе расхохотался.
– Вы не проезжали ни одного полицейского участка по дороге сюда. Вы в полном одиночестве, – добавил он.
– О том, что мы здесь, известно в департаменте моего брата, – возразил Холмс, – и возможности этого департамента иногда воистину безграничны.
Безумец опять рассмеялся.
– Сотрудники вашего брата безуспешно охотились за мной в течение нескольких лет. Они не спасут вас – и как только вы будете устранены с дороги, они не смогут помешать моей работе – работе, которая наконец может стать по-настоящему полезной!
– Вы называете убийство невинных людей своей «работой»?! – воскликнул я.
– Послушайте, Ватсон! – подхватил Холмс. – Вы в конце концов врач. Могли бы принять во внимание, что мистер Синклер не совсем в здравом уме, хотя не слишком, я надеюсь, для виселицы в Пентонвилле.
Синклер дернулся в сторону Холмса и вытащил из кармана пистолет.
– Что вам известно обо мне? Как вы посмели назвать меня сумасшедшим? – рявкнул он с побелевшим от гнева лицом.
– Мне представляется, я знаю о вас достаточно, – заметил Холмс спокойным тоном. – Знаю, например, что ваше влечение к Германии возникло в связи с тем, что ваш отец женился на немке, когда работал в этой стране, и вы на самом деле родились в Дрездене. Знаю, что вы с вашей матерью следовали за отцом и его работой по всему миру, пока она не умерла от эпидемии холеры в Аргентине в 1881 году…
– Ни слова больше о матери! – угрожающе завопил Синклер. По лицу его струился пот, а бархатистые карие глаза теперь светились странным желтым светом. – Она не умерла, Холмс! Ее замучило бессердечное и самовлюбленное животное, которое больше заботило давление пара и коэффициенты расширения, чем его преданная жена! – самодовольный маньяк, который таскал эту хрупкую леди по местам, не подходящим для любой женщины, и она следовала за ним без слова упрека, и это все больше подтачивало ее тело и дух! Прекратите эту чертову болтовню и поворачивайтесь! Cuando se acabo la cosa, se acabo la cosa![25] С этим покончено, пусть так и будет! А теперь поворачивайтесь! – И он направил пистолет на Холмса.
Пока Холмс выводил Синклера из себя, мне удалось незаметно сунуть руку в карман и нащупать свой пистолет. Теперь я собирался отвлечь его внимание и попытаться убить, но меня опередили.
Звук выстрела прогремел со стороны подлеска слева от нас, и Синклер, покачнувшись, упал, а затем кубарем скатился вниз по ступенькам за нашей спиной.
– Быстро, Ватсон! – крикнул Холмс. – Ваш пистолет!
Выхватив свой «адамс», я пальнул в Синклера, который пытался подняться на ноги где-то под насыпью. Я промахнулся, но и он в меня не попал и метнулся куда-то назад, в укрытие.
Мы с Холмсом скатились вниз по откосу в нескольких ярдах от ступенек и стали обследовать
