Тайны Белого движения. Победы и поражения. 1918–1920 годы

правый фланг противника и поскакал впереди полка. Гвардейцы налетели на сбившуюся в кучу пехоту большевиков и те от неожиданности, воткнув штыками в снег винтовки, подняли руки вверх. 800 пленных красноармейцев, под конвоем лейб-драгун, были отправлены назад, в Гниловскую, чтобы быть сданными корниловцам. Те, увидев надвигающуюся колонну, открыли по ней пулеметный огонь, и пленные разбежались по полю. Лейб-драгунам снова пришлось собирать их и строить в колонны, предварительно направив своих представителей с просьбой больше не стрелять.

На круговой железнодорожной ветке показался бронепоезд «Вся Власть Советамъ!», идущий задним ходом. На открытых платформах его были установлены морские орудия и были прицеплены несколько салон-вагонов. За ним появился второй бронепоезд «Советская Россия». Барон Фитингоф приказал снять горные пушки с передков и поставить их на прямую наводку. Был дан залп по паровозу, однако первый бронепоезд прошел мимо, не отвечая огнем. Проехав немного, бронепоезд остановился и стали заметны фигурки убегающей его команды матросов. Кирасиры бросились через железнодорожное полотно за убегавшими, и на поле разразились одиночные поединки между убегавшими и преследовавшими их драгунами и кирасирами. На рассвете следующего дня Сводно-гвардейский кавалерийский полк вошел в Ростов, следуя в колонне, и направился вглубь города по Нахичеванскому проспекту. «Тут произошло последнее приключение, окончившееся, по счастью, благополучно. Я вел свой эскадрон за командиром полка, по ветру развевались наши значки на пиках, на значке нашего эскадрона был двуглавый орел… Вдруг прямо на нас несется советский броневик с красными звездами, двумя пулеметами, и ясно видна красная надпись „Мефистофель“. Что делать? Почему он не стреляет? Броневик несется прямо на нашу колонну и может смести нас! Генерал Данилов командует „Стой!“, но тут происходит нечто невероятное: броневик направляется влево и въезжает в огромный сугроб, где его колеса беспомощно буксуют. Открывается задняя дверь, и из машины вылезла тройка: какой-то комиссар в шубе, с хорошим воротником, девица в косынке сестры милосердия и шофер. Тут мы поняли, почему броневик не стрелял. Внутри был ящик табака и мешки с сахаром, не позволявшие добраться до пулеметов. Эта тройка была арестована, у броневика поставлен караул, а позже добыча была роздана по эскадронам»[146]. Более лаконично звучит рассказ об этом эпизоде у другого кирасирского офицера: «На нас выскакивает броневик „Мефистофель“, который, встретившись с колонной полка, въезжает в сугроб и не может выехать из него. В нем шофер, жид-комиссар и сестра милосердия. Их тут же расстреливают. Поймали также командира 4-й батареи Баторского, на котором нашли партийный билет. Он так же кончил свою жизнь…»[147]. Спустя день обстановка переменилась. Ночью пришел приказ штаба армии покинуть Ростов и отойти на левый берег Дона. Конница Буденного переправилась в Новочеркасске через Дон и выходила в тыл Добровольческой армии. «Ростов был покинут ночью и наш эскадрон был оставлен заслоном в кожевенном заводе, на острове против Нахичевани. Оттуда мы видели возвращение большевиков в Нахичевань и их вход в Ростов»[148].

Независимо от локальных успехов или неудач Вооруженных Сил Юга России, в окружающем мире стали назревать процессы, способные повлиять на ход дальнейшей борьбы с большевизмом и на судьбы белых армий в частности. Ориентированное на практическую выгоду британское правительство, наблюдая военные неудачи Добровольческой и Донской армий последних месяцев, оценило обстановку на территориях, занятых белыми, как нестабильную. В то же время военные и политические успехи большевиков не могли не быть очевидными, что создавало возможность вхождения и захвата рынков России при ее новом правительстве. Героические усилия ВСЮР по поддержке и восстановлению государственности перестали интересовать британских политиков и концессионеров. В британском парламенте был распространен документ под названием «Экономические аспекты британской политики в отношении России», в котором указывалось, что большевики вернули или возвратят в ближайшем будущем все важнейшие сырьевые районы России, в связи с чем экономическая, политическая и военная блокада ее станет нецелесообразной. Британский премьер вынес на обсуждение Верховного Совета Антанты вопрос об экономическом взаимодействии с большевиками, после чего ВСА вынес резолюцию об обмене товарами на основе взаимности между русским народом, союзными и нейтральными странами. «Торговать можно и с каннибалами», — цинично добавил британский премьер, де-юре не признававший полномочий Советского правительства. Оппозиционно настроенный к лейбористам Уинстон Черчилль заверил русского представителя в Париже В. Маклакова в том, что британское содействие белым армиям будет продолжено и заявление действующего премьера не отразится на поставках вооружения и продовольствия. Несмотря на столь нелицеприятный внешнеполитический шаг Великобритании, Деникин, будучи глубоко уязвлен первым шагом к признанию большевистской власти союзными государствами, продолжал работать с британскими военными представителями над стратегически важными вопросами самого недалекого будущего. Сторонами было достигнуто соглашение о том, что вне зависимости от исхода Гражданской войны британское военное командование будет принимать участие в помощи эвакуации русских беженцев за границу, в огромном количестве скопившихся в Новороссийске.

Сторонами был определен ее следующий порядок. В первую очередь право эвакуации предоставлялось больным и раненым воинам, далее семьям военнослужащих ВСЮР, потом семьям гражданских служащих и прочим лицам при наличии времени и места. Руководство ВСЮР, по договоренности с британцами, подлежало эвакуации в последнюю очередь. Британские транспорты доставляли беженцев в Салоники, Принкипо, везли на Кипр и в Королевство СХС. Регулярности рейсов не существовало, иногда британские корабли прерывали эвакуацию по различным политическим мотивам, однако конвейер по вывозу российских граждан не переставал работать. Вывезенные беженцы размещались с минимальными удобствами и даже могли найти какую-нибудь работу в местах своего расселения. Считалось, что все русские, выехавшие до осенней эвакуации в октябре/ноябре 1920 года, были относительно удачливы в сопоставлении с теми, кто покидал родину с последними кораблями, ибо ничто не могло сравниться с ужасом последней эвакуации, ее человеческими драмами и жертвами, о которых пойдет речь в другой главе нашего повествования.

В тылу ВСЮР дела в начале 1920 года обстояли далеко не блестяще. Правительство Кубани, окончательно запутавшееся во внутриполитических склоках и раздорах, перестало нести ту функцию, которая была возложена на нее согласно договоренностям между Добровольческой армией и Радой. Пополнения на фронт с Кубани полностью прервались. Кубанское правительство считало, что не должно посылать казаков воевать за некие эфемерные «общегосударственные интересы». Оно словно забыло, что, по выражению одного из рядовых участников Белого движения, «Белая идея — идея свободной жизни в освобожденной стране», что «она не фраза, хотя бы и высокого смысла, а побуждение к должным действиям» и «носителями ее должны быть все»[149]. На границе с Грузией было тоже неспокойно, ибо оттуда на Адлер и Сочи выдвинулась 2-тысячная армия так называемого Комитета освобождения Черноморья, созданная из остатков разбитой 11-й советской армии, чьими идейными вдохновителями были бежавшие в Грузию русские провинциальные меньшевики и эсеры, и чьими инструкторами служили офицеры грузинской армии. У ВСЮР не было достаточно сил, чтобы остановить продвижение этой группировки, так как границу с Грузией прикрывала лишь одна 52-я бригада добровольцев, созданная из бывших пленных красноармейцев и объединенная в несколько батальонов, под громким названием «бригада». Армию Комитета освобождения Черноморья поддержали и местные бандитские формирования, носившие в то время общее название «зеленых» за свою приверженность партизанской войне под прикрытием «зеленых дубрав и лесов». 52-я бригада не выдержала натиска бандитов и отступила из Адлера, а затем оставила Сочи. Комитет провозгласил создание независимой Черноморской республики и повел наступление на север. В отсутствие людских резервов командующий Черноморским фронтом Генерального штаба генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский подал прошение Деникину об отставке по причине невозможности выполнять свои обязанности по противостоянию бандам и отрядам так называемой Черноморской республики, однако регулярные части белых продолжали бои с многочисленными бандами.

11 февраля 1920 года армия Черноморской республики заняла Лазаревскую и стала угрожать Туапсе. 25 февраля 1920 года она заняла Туапсе, где произошел внутренний переворот, организованный служившими в Черноморской армии большевиками, которые быстро организовали «фронтовой съезд», отказались признавать Черноморский комитет, избрали ревком и мобилизовали крестьян в некую