другому 28: «Генерал Туркул и генерал Манштейн — самые страшные солдаты самой страшной Гражданской войны. Генералы Туркул и Манштейн — это дикое безумие дроздовских атак во весь рост без выстрела, это немое бешенство непобедимых дроздовских маршев. Генерал Туркул и Манштейн — это беспощадные массовые расстрелы, лохмотья кровавого мяса и подбородки, раскроенные вороненой рукояткой нагана, и гарь яростных пожаров, вихрь безумия, кладбищ, смерти и побед»[239].

Части Русской Армии, почти не входя в соприкосновение с противником, планомерно совершали отход. Ближе к полудня Главнокомандующий в сопровождении адъютанта совершили пеший обход города, наблюдая за происходящим: «Улицы были почти пусты, большинство магазинов закрыто, изредка встречались… спешившие к пристани одинокие прохожие. При встрече, как всегда, приветливо кланялись»[240].

Во второй половине дня, в ранних, осенних сумерках прибыл сам генерал Кутепов с чинами своего штаба. Он сообщил, что погрузка частей должна закончиться к десяти вечера и что он предоставил свободу выбора всем, из чинов своих частей, кто пожелал остаться в Крыму. Таковых, по его словам, было совсем немного. Кутепов выставил заставы от своих частей по линии железной дороги до вокзала и далее к морю, для прикрытия погрузки кораблей. В помощь его частям Главнокомандующий возложил на генерала Скалона обеспечить прикрытие погрузки на северном направлении — от моря и до железной дороги. Для обеспечения выполнения возложенной задачи, Скалону были выделены юнкера пехотного Алексеевского, артиллерийского Сергеевского и Донского атаманского училищ. Врангель отправил директиву адмиралу Кедрову завершить погрузку людей к полудню 1 ноября (15) 1920 года, чтобы уже в час дня суда могли выйти на рейд. Уже к 10 часам утра 1 ноября, выехавший с инспекцией на катере Кедров, доложил, что погрузка почти закончилась. Снимались последние юнкерские заставы и юнкера прибывали на площадь, возле гостиницы. Главнокомандующий поздоровался с юнкерами, поблагодарил их за службу и, сказав краткую речь, отдал им приказание начинать погрузку. После того как юнкерские заставы произвели погрузку, катер с бароном Врангелем, провожаемый громогласным «ура», отошел от пристани, направляясь к крейсеру «Генерал Корнилов», на котором немедленно взвился флаг Главнокомандующего. Якорь был поднят и суда, один за другим, стали выходить в море. «Мы стали на якорь у Стрелецкой бухты, и оставались здесь до половины третьего ночи, ожидая погрузку последних людей… и выхода в море всех кораблей, после чего пошли в Ялту, куда и прибыли 2 ноября в 9 часов утра»[241].

В Ялте Врангель сошел на берег вместе с начальником штаба флота капитаном 1-го ранга Машуковым и обошел суда, беседуя с офицерами и солдатами. Пока шел отход пехоты, конница прикрывала его, а затем, быстро оторвавшись от противника, усиленными переходами отошла к Ялте. Большевики значительно отстали, что давало время закончить погрузку частей вовремя. Всего из Ялты было эвакуировано 14 тысяч человек. В два часа транспорты с войсками и флагманский крейсер с Врангелем на борту пошли на Феодосию. За ними следовал французский адмирал Дюменаль на крейсере «Вальдек Руссо», сопровождавшийся миноносцем. Погрузка частей в Феодосии проходила менее успешно, чем в других городах. Вечером 12 ноября в город прибыл со своим штабом генерал Фостиков, обнаруживший в недоумении, что «вместо пяти пароходов, первоначально мне данных, я имел в распоряжении лишь два — „Дон“ и „Владимир“, так как „Аскольд“ был выделен под раненых и учреждения… К вечеру подошел Кубанский партизанский пеший полк и некоторые части генерала Цыганка… В город беспрерывно прибывали все новые партии чинов и части, которые должны были производить посадку в других пунктах… Я связался по радио с генералом Врангелем, донес ему о катастрофическом положении в Феодосии и о неприбытии двух пароходов… просил его отдать распоряжение генералу Абрамову не задерживать пароходы, предназначенные для кубанцев, у себя… просил генерала Абрамова спешно отправить ко мне пароходы, хотя бы к утру…»[242]. С борта «Генерала Корнилова» Врангель отправил радиотелеграмму в Керчь генералу Абрамову, приказывая во что бы то ни стало дождаться и погрузить прибывающих к нему 1-ю дивизию кубанцев генерала Дейнеги, которые не успели погрузиться в Феодосии из-за недостатка мест на транспорте и отправились посуху, на Керчь. 3 (17) ноября Абрамов отвечал, что погрузка кубанских и терских частей прошла успешно, однако ощущается крайняя перегрузка и некоторые баржи переполнены людьми сверх всякой меры. Капитан 1-го ранга Машуков лично вышел на ледоколе «Гайдамак», отдав приказ прибывшему из Константинополя транспорту «Россия» следовать за ним, в Керчь. Там на них были пересажены все те, кому едва хватало мест на отведенных для погрузки судах. Отбывая из Феодосии, наблюдательный Фостиков отмечал: «Что меня поразило при эвакуации Феодосии, так это наличие там массы танков и тяжелой артиллерии… Это свидетельствует о том, что эти части на фронте не были, — для чего же они существовали и формировались? Почему эти части не были выдвинуты на Перекоп и к Сивашу после военного совета и не упоминались в плане генерала Шатилова? Танки и тяжелая артиллерия были свалены с пристани в море по моему приказу, некоторых чинов этих частей пришлось, в силу необходимости, погрузить…»[243].

Вечером 30 октября (13 ноября) 1920 года Феодосия озарилась заревом пожаров, организованных прокоммунистическим подпольем с целью дестабилизации обстановки, а наутро 14 ноября пожар полыхал уже в самом порту. Горели вагоны и пакгаузы, между которых лежали ящики со снарядами. Кубанцы Фостикова сбросили ящики в море. Около часа ночи 1 (14) ноября 1920 года большевиками были взорваны артиллерийские склады на окраине Феодосии и в селе Владимировка. Обстановка была крайне нервозная. Прямо на пристани некоторые офицеры стрелялись, другие, кому не хватило места на транспортах, бежали в горы, но были и те, кто, сняв погоны, разбрелись по городу, в надежде пересидеть приход большевиков.

Вскоре на «Адмирале Корнилове» была получена радиограмма Машукова: «Посадка закончена, взяты все до последнего солдата. Для доклада главкому везу генерала Кусонского. Иду на соединение». В 3 часа 40 минут «Гайдамак» возвратился.

В два часа дня французский крейсер «Вальдек-Руссо» произвел 21 выстрел в качестве последнего салюта русскому флагу в водах России и снялся с якоря. «Генерал Корнилов» отвечал. Корабли вышли в море и взяли курс на Босфор. На 126 кораблях из захваченной большевиками России было вывезено 145 693 человека. Из них было более 100 тыс. гражданских беженцев.

…На полуострове, после прихода большевиков, уже в декабре 1920 — январе 1921 года развернулась невероятная по своим масштабам кампания террора по отношению к обывателям и оставшимся чинам Русской Армии, тем, которые по личным мотивам не могли уехать за границу. На совещании московского партийного актива в декабре 1920 года Ленин заявил: «В Крыму сейчас 300 тысяч буржуазии. Это — источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам…» Несмотря на объявленный мир, выезд из Крыма для населявших его граждан был закрыт. Главными палачами Крыма были назначены Председатель крымского ВРК Бела Кун и Секретарь крымского комитета РКП(б) P. C. Землячка, назначенная вершить расправу, на основании ее предыдущего опыта подобного террора во времена, когда во время подавления Донского восстания она состояла в РВС 8-й большевистской армии. Сначала объявление местной власти предлагало всем офицерам, находящимся в Крыму, явиться на перерегистрацию согласно приказу № 4 Крымвоенревкома, подписанному Белой Куном и секретарем Яковлевым, в котором сообщалось: «…Всем офицерам, чиновникам военного времени, солдатам, работникам в Учреждениях Добровольческой армии… явиться для регистрации в трехдневный срок… Не явившиеся будут рассматриваться как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по законам военного времени»[244].

Многие из офицеров, кто полагал, что повторная регистрация — дело сугубо формальное, ибо в Красной армии служило немало мобилизованных офицеров и генералов: «Эти мерзавцы не пошли к нам добровольно, не исполнили своего долга. Старались спрятаться и отсидеться. Но они не посмели ослушаться красной власти и пошли ей служить и служили усердно. Это каиново предательство не спасло их от концентрационных лагерей, тюрем, расстрела» [245], приходили на пункты, чтобы быть внесенными в списки. В Феодосии, например, «на регистрацию в установленный срок явилось более 4500 человек, их зарегистрировали и… распустили по домам… появилась надежда на то, что большевики выполнят обещания Смилги, Белы Куна и Фрунзе об амнистии сдавшимся и рыцарском отношении к населению, данное 11 ноября»

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату