Так и подмывало сказать правду, но от этого искушения Андрей удержался.
– Нет, ты скажи прямо! – настаивал Чуб. – Похож или нет?
«За язык ловит, сволочь», – подумал Андрей, уже понимая, что это состязание он затеял зря – не выиграть.
– Не похож, – хмуро ответил он.
– Тогда фильтруй базар, – посоветовал Чуб.
– Ты мне хотел сказать, для чего меня сюда посадили, – напомнил Андрей.
– С чего ты взял? – удивился бандит. – Я приехал провести с тобой психологическую подготовку. Накормить, потом напугать до поноса, перестегнуть наручники и посадить на цепь.
– А смысл? – спросил Андрей, уже чувствуя приближение нового приступа страха.
Чуб придвинулся, закрыв собой почти все поле зрения.
– Никакого нет смысла, – охотно пояснил он. – Весь смысл в том, чтобы довести тебя до кондиции, чтобы ты не мог спать, чтобы вздрагивал от каждого звука. Понимаешь, да? Это затем, чтобы ты отвечал не раздумывая, когда придет время задавать вопросы.
– Когда же оно придет?
– Как только перестанешь умничать и хамить и когда из твоей башки окончательно выветрится дурь, будто человек – это звучит гордо. Или то, что все твои университеты стоят хоть чего-нибудь в сравнении с моей подготовкой. Вопросы тебе зададут лишь после того, как ты десять раз повторишь фразу: «Я хуже дерьма», а потом вылижешь мои ботинки. Знаешь почему? Потому что ответы от тебя нужны четкие, внятные и очень искренние. Понимаешь, да? Ты должен искренне хотеть помочь.
– Нет, подожди. – Андрей почувствовал противную испарину на спине. – Я и сейчас готов помочь. Причем с большим удовольствием. У меня нет никаких секретов, спрашивай что захочешь!
– А как я узнаю, что это правда?
– Какой мне смысл врать? Нет, давай я сразу расскажу все, что тебе интересно. Не хочется дольше положенного занимать это помещение.
Чуб посмотрел на него с интересом.
– Ты не дурак, – констатировал он. – Обычно очкарики все тупые, но ты явно из другого теста. Знаешь, что такое страх?
– Знаю, – кивнул Андрей.
– Боишься?
– До усрачки.
– Значит, воевал?
– Стрелял пару раз. Во вторую чеченскую.
– Я тоже, – вздохнул Чуб. – Только в третью.
– Вам горячее пришлось, – посочувствовал Андрей.
– Ты в каких войсках был?
– В мотострелковой дивизии.
– А я в десанте. Копыто мне там прострелили. А так бы прапорщиком остался. – Он подумал и добавил: – Там лучше было, чем здесь.
– Понятней там было, – пожал плечами Андрей.
– Это точно.
– Может, отпустишь?
– Нет. Здесь тебе не там, здесь другие законы. Понимаешь, да? Здесь город. Все мы стали другими. Я уже не тот, что болтался на стропах, и ты уже не салага, бегающий за танком. Ты вот почему очкариком стал?
– Мечта детства, – честно ответил Андрей. – Физика, атомы… Поражало воображение.
– А бабло?
– С этим тоже нормально.
– Знаешь, тебе повезло. – Чуб грустно отвел взгляд. – Даже учитывая то, что сидишь в этом вонючем гараже. Стал кем хотел.
– А тебе что помешало?
– Хрен его знает… Если честно, я с детства ментом хотел быть или военным. Боксом занимался, стрельбой. На войне чувствовал себя как дома. А в седьмом году мне копыто пробили. Война кончилась.
– А в ментовку почему не пошел? Регенератор ведь стали применять с восьмого года.
– Регенератор здесь ни при чем. – В голосе Чуба появилась отчетливая злость, но Андрей понял, что не на него. – Это город. Огни, вывески, бабы, машины клевые. Всего хотелось сразу и много. Какие уж тут мечты… С тобой такого не было?
– Было, – припомнил Андрей. – Только этот город не был для меня родным. Я тоже готов был задницу разорвать за это великолепие, для того и ехал в Москву. Только мама и мачеха – две очень разные
