Он подумал, что это более чем вероятно. Черная муть перед глазами казалась расцвеченной яркими сполохами. Отцовский голос доносился словно издалека, затуманенный и искаженный гулом в ушах. Даже собственные руки представлялись лишь каким-то нелепым наваждением. Медленно перекатившись набок, он поднялся на локте. И вдруг подобрал ноги, словно готовясь прыгнуть.
Непослушные пальцы впились в землю, другая рука наполовину обнажила кинжал, висевший на поясе. Но врага не было рядом.
— Грим? — вновь повторил Эгиль.
Распрямив ноги, он поднялся, чувствуя, как покалывает в затекших конечностях, как мучительно болит исчезнувший глаз.
Огляделся по сторонам, чтобы увидеть, как уносят в лагерь недвижимое тело конунга.
— Мы ошиблись, — с последней травинкой выплюнул он, и вытер рот тыльной стороной ладони, чтобы тут же поправиться: — Я ошибся.
Но оба старика продолжали глядеть на него в полном недоумении, так что ему пришлось продолжить:
— То или тот, кто владеет Весом, отторг отвар Амунди. Или, может, Локи вновь сыграл со мной дурную шутку. Как бы то ни было, не знаю, что происходит сейчас с Весом, но я получил как бы ответный удар. Мы не сможем обойтись без рун.
Он сделал шаг по направлению к воротам лагеря, споткнулся, и скальдам пришлось поддержать его, чтобы он не упал. Тупая боль железным обручем стянула ему голову. Он до крови закусил губу. Солоновато-железистый вкус крови во рту. Пот струится по лицу, но это уже не испарина ужаса перед той невыносимой пустотой. Он не смел открыть рот, даже чтобы отпустить губу, чтобы позорно не закричать от боли.
Все эти утренние часы дочь Раны Мудрого только и могла, что благословлять всех асов вместе и по отдельности за то, что оставленные на опушке леса под присмотром ирландцев лошади оказались в целости и сохранности. Воспользовавшись сумятицей, царившей в лагере врага, бывшие рабы перерезали сторожей, охранявших франкские табуны, и насмерть перепуганные лошади разбежались по окрестным лесам. За судьбу животных Карри не особенно беспокоилась: нет сомнения, тех, кого не удастся поймать франкам, рано или поздно подберут местные бонды. Однако и, что более важно, отсутствие у франков в настоящее время лошадей даст ее отряду несколько часов и не один десяток саженей дороги, на которые ее люди успеют оторваться от погони.
И все же отряд ее уходил со всей доступной ему скоростью. Впереди, сзади и по бокам колонны ехали на самых свежих лошадях вооруженные воины, готовые в любой момент отразить нежданное нападение. В центре колонны помещались повозки с теми ранеными, кого удалось вынести из лагеря. Гвикка и Бьерн по очереди объезжали колонну, то и дело меняя лошадей, стоило каждой следующей устать под их весом. И тот и другой неумолчными проклятиями погоняли двигаться скорее повозки и усталых дружинников. Скагги, которому стоило немалого труда уговорить Бьерна и Карри, что полученная им рана в плечо не опасна и что он вполне способен удержаться в седле, старался держаться поближе к гаутреку, пересказывая дорогой их с Бьерном приключения в лагере франков.
— Не по себе мне что-то, — признался он вдруг посреди рассказа. — Знаешь, у меня все из головы не идут эти леденистые глаза. Вот и сейчас они как будто уперлись мне в спину.
Карри промолчала. Всю дорогу гаутрек была погружена в свои мысли, которые почему-то показались Скагги очень невеселыми.
Ученик целителя потому и взялся за повествование, даже попытался в лицах разыграть свое столкновение в нормандским герцогом, чтобы развеять как-то ее угрюмую задумчивость, но, похоже, ему это плохо удавалось.
— Интересно, отчего у него выцвели глаза? — продолжал Скагги. — Ведь были же они синими, когда мы с Гримом видели Вестреда в Рьявенкрике.
— Оборотный эриль мертв, — сухо оборвала его Карри Рану. — Во всяком случае, этим тревогам скальдов конец.
Скагги только поежился. С той самой встречи с Вестредом в лагере ему чудилось, что будто связывает его с эрилием некая очень непрочная, но все же ниточка. Будто бы где бы он ни был — в кузне или в шатре, — за ним неустанно наблюдали эти странные леденистые глаза.
— Он следит за нами, — неожиданно и даже против своей воли выговорил Скагги.
— Кто следит? — полюбопытствовал незадолго до того подъехавший к ним Гвикка.
— Вестред, — покраснев от нелепости собственного ответа, объяснил Скагги. — Я все время чувствую на себе его взгляд.
— Мертвый? — по-прежнему весело переспросил ирландец, потом вдруг, нахмурившись, спешился.
Карри сделала знак колонне остановиться.
— В чем дело? — недовольно вопросил Бьерн, но Гвикка только махнул ему, мол, помолчи, и, присев, положил ладонь на дорогу.
Потом даже лег, чтобы приложить ухо к пыльной земле.
— И впрямь слышится что-то, — медленно протянул он, вставая. — Возможно, крестьянские повозки. Возможно, выбрался на дорогу с десяток лошадей из франкского табуна, какой распугал Глен.
— А возможно, погоня, — мрачно закончила за него Карри.
— Уж не шарахаешься ли ты собственной тени, гаутрек? — осведомился Бьерн, но в голосе его не слышалось никакого веселья. — Тогда чего мы стоим, Хель меня побери?
— Если они не только смогли разузнать, по какой дороге мы уходим, но и нагнать нас, с повозками нам не уйти. Лошади устали, к тому же их не хватит на всех, — спокойно ответила Карри. — Мы остаемся.
— Что прямо здесь, посреди дороги? — возмутился было Бьерн, но Карри уже повернулась к Гвикке:
— Возьми на себя своих ирландцев, тебя они, пожалуй, послушают скорее, чем кого другого. Пусть развернут повозки поперек дороги. Ньярви, — обернулась она к мигом возникшему подле нее шетландцу, — отведи половину своих людей в лес. Если это действительно противник, то, как только начнется схватка, ударишь с ними франкам в спину. Да, пусть с твоими уйдут в лес и те, кто не способен драться, — здесь они будут только помехой.
Ньярви с плотоядной ухмылкой стал подзывать к себе грамов.
— Сигварт, — подозвала к себе гаутрек сына нидаросского ярла, которого по прибытии в Фюркат поставила над разрозненными остатками своей прежней дружины, — выстрой дружинников впереди повозок.
Скагги, внимательно вслушивающийся в утреннюю тишину, заметил, что, пока гаутрек говорила, тишина уже перестала быть оной.
Привычные звуки леса заглушил все приближающийся стук копыт.
Услышал его и Гвикка и немедленно послал ирландских лучников стать вторым рядом за дружинниками Сигварта с приказом стрелять через головы воинов.
Сбылось самое дурное его предчувствие: не успели ирландцы перегородить повозками лесную дорогу, как из-за поворота взмыленные скакуны вынесли вооруженный отряд. На франков тут же обрушился шквал стрел и камней из пращ, который, правда, более повредил лошадям, чем самим воинам. Израсходовав весь запас стрел, лучники по приказу Гвикки отступили к повозкам, однако дело свое они сделали, вынудив спешиться противника, которому лошади стали скорее помехой, чем преимуществом.
Скагги, которого Карри отослала в одну из повозок, было прекрасно видно, как две шеренги бойцов колыхнулись поначалу назад, потом вперед, когда дружинники Сигварта удержали, чтобы затем с той же силой возвратить первый натиск франков. И тут же схватка рассыпалась на череду отдельных поединков. И с той и с другой стороны воины рубили мечами, топорами, секирами по щитам. Увести клинок противника вниз, нанести удар под защиту, сломать блок, проломить переносицу или сломать ребра ободом щита.
— Лучники — по повозкам! — прокричал, перекрывая стальной гром, Гвикка.
Много превосходящий их числом франкский строй оттеснял понемногу дружинников Сигварта к баррикаде поперек лесной дороги.
Несколько мгновений спустя, в разгар схватки, в которой франки все больше оттесняли ее людей к
