повозкам, Карри вдруг почувствовала, как спадает с нее невообразимая тяжесть последних сорока часов. Или они победят, или останутся здесь посреди леса. Все, что от нее требуется сейчас, это заносить и опускать меч. Будто не поставлена на карту ее жизнь. Будто это просто ясный летний день, и Скьельф учит ее владеть клинком… Или поединок на спор с Весом… или Редом…
«Где же Ньярви?» — тревожно озирался по сторонам Скагги. В какой-то момент ему показалось, что франки вот-вот прижмут людей Карри к повозкам, перережут тех, кому некуда дальше отступать. Несколько человек из дружины Карри действительно погибли, прикрывая своих, давая им время подняться на повозки, откуда те, воспользовавшись преимуществом, обрушили целый шквал ударов на врага. Франки, возможно, попытались бы опрокинуть повозки, но будто этого они и ждали, из лесу по обеим сторонам дороги их атаковали воины Ньярви.
Стоящая в повозке в середине колонны, Карри, опустив взгляд, внезапно обнаружила, что смотрит прямо в слюдяные глаза…
Вестреда!
Высокий худой человек с отметиной на правом виске шел прямо на нее, ряды его же воинов почему-то в страхе расступались перед ним. Шлема на нем не было. Карри не могла бы сказать, перевязал ли кто- нибудь ту колотую рану под сердце, какую нанес ему, добивая, Большой Кулак, поскольку грудь предводителя франков прикрывала кольчуга. В руках оборотный эриль держал тяжелый двуручный меч.
— Вот мы и встретились, гаутрек, — скривил в язвительной усмешке губы эриль.
В ответ Карри, сбросив с плеча удерживающую ее руку, — кажется, Скагги, спрыгнула с повозки.
Ред напал, прежде чем она успела выпрямиться, быстрее, чем, как ей показалось, дано двигаться человеку. Один лишь рефлекс отшвырнул ее назад, заставив вжаться спиной в колесо повозки. Ред изменил положение меча, и Карри метнулась прочь, одновременно подставляя под его меч свой клинок. Силой удара клинок вырвало из ее руки, но самой Карри удалось откатиться на несколько шагов в сторону.
А Ред уже снова заносил меч. И вдруг отблеск стали перед ней закрыл чей-то щит. Карри заставила себя встать, но не смогла.
Голова кружилась, перед глазами плыли огненные круги и какие-то красные пятна. Где-то высоко над ней раздался звон стали о сталь, затем какой-то невнятный полувсхлип-полувздох, и в лицо ей хлынул поток чего-то красного, а под ближайшее колесо повозки закатился какой-то круглый предмет.
— Карри…
Повинуясь окрику Гвикки, дочери Раны Мудрого удалось за растянувшееся на целую вечность краткое мгновение откатиться от повозки, чтобы увидеть, как на то место, где только что лежала она, валится обезглавленное тело Орма, как сам Ирландец с помощью Бьерна пытается развернуть повозку.
Откуда-то справа до нее донесся победный клич Ньярви, который заставил Вестреда бросить взгляд через плечо. Воспользовавшись этим, Гвикка и Бьерн, ухнув, развернули повозку так, что одна из оглобель с силой ударила оборотному эрилию в бок. Сила удара сбила Вестреда с ног и сломала оглоблю. От неожиданного движения с повозки посыпались люди, а возникшая сумятица дала Карри еще полминуты, чтобы прийти в себя.
Попрыгали наземь дружинники и с остальных повозок, так что франкские воины оказались в кольце противника, а перед повозками образовалось ненадолго свободное пространство. Поискав глазами меч, Карри обнаружила, что ее клинок лежит у самых ног Вестреда, который, оправившись от удара, поднимается на ноги. Выигранное для нее Гвиккой время было упущено, теперь попытка вернуть меч неминуемо будет стоить ей жизни. Карри отступила на шаг, под ногой у нее оказался какой-то деревянный обломок. Не спуская глаз с Вестреда, Карри нагнулась, чтобы подобрать его, и обнаружила, что в руке у нее кусок оглобли. Совершенно бесполезный.
А оборотный эрилий уже вновь занес меч. Внезапно сзади ее обхватили огромные руки, Карри еще успела подумать, что так, наверное, чувствует себя человек, попавший в лапы медведю, как ее с невероятной силой бросило на Вестреда, под занесенный для смертельного удара меч. Оторвавшись от земли, Карри по наитию успела перевернуть обломок острием вперед. Тяжелый двуручный меч ушел вниз, даже не задев Карри, которую силой удара буквально бросило в объятия Реда. В последний момент, уже почувствовав, как конец получившегося из оглобли кола выходит из тела того, кого она когда-то знала как сына сканейского ярла, Карри разжала руки, чтобы тут же обхватить врага за пояс. Выпустив из рук меч, Вестред тяжело осел на землю, изо рта его, заливая ею волосы, потоком хлынула кровь.
Разжав руки, Карри высвободилась из конвульсивно содрогающихся рук и ног оборотного эрилия и вскочила на ноги. За несколько страшных мгновений схватки с Вестредом положение их резко изменилось. Оглядываясь по сторонам, она повсюду видела спины франкских воинов, которые после гибели своего предводителя почему-то развернулись и побежали. Те же из них, кто оказался между ее дружинниками и воинами Ньярви, будто потеряли волю сражаться и в мгновение ока были зарублены. Вслед за бегущими устремились выбравшиеся из-под повозок ирландцы. Гаутрек опустила взгляд на сидевшее перед ней тело. Упасть Вестреду мешал вышедший из его спины и подпиравший его теперь сзади кол.
Не обращая внимания на затихающую схватку, Карри заставила себя пройти несколько шагов до ближайшей повозки, где привалилась было в поисках опоры к колесу, но ноги ее не держали, и она безвольно съехала на землю.
— Карри… Карри-и-и…
Все тряс и тряс ее кто-то за плечо и не желал успокаиваться. Дочь Раны Мудрого заставила себя разлепить крепко сжатые веки, чтобы увидеть над собой встревоженные лица Скагги и Гвикки.
— Мы же убили его…
Побелевшие губы ей едва повиновались. Карри трясло.
— Мы же убили его… — выдавила она сквозь выбиваемую зубами дробь. И вновь срываясь на крик: — Мы же уже однажды убили, убили, убили его!
— Я не стану драться с собственным отцом. — Голос сына был холоден, почти жесток. — Ты не поймаешь меня на эту уловку снова.
— А я не могу сам отнять у себя жизнь! — И будто удар хлыстом: — Неужто все вы слепы? Я — враг вам! Пока жив я, он бессмертен!
— Он мертв! — Тон скальда Фрейя не допускает возражений.
— Пока жив я, он бессмертен!
XXII
Для всех, кто видел Вестреда раньше, и всех, кто не видел его, отметины поражения и бесславного бегства ясно читались на лице оборотного эрилия. Наводящие ужас глаза остались. Эти похожие на студенистые озера глаза, которые никогда не мигали. Но в них появилось что-то, чего не было раньше: отстраненность. Как и прежде, никто не осмелился бы надолго заглянуть в них, никто не посмел бы
