на спинномозговых, вбитых на тренировках рефлексах, чем по велению воли и разума. Меня словно вышвырнуло на баллистическую траекторию, где можно ничего не делать, ничем не управлять, поскольку импульс задан, законы гравитации действуют, а пилоту, чтобы попасть в заданную точку, надо просто не трогать рукоять управления двигателями. Заскочив в ангар и вскарабкавшись по короткой лесенке, приставленной к борту моего истребителя, я протиснулся под открытый колпак кабины и опустил тело в кресло. Это своеобразный психологический якорь – стоит оказаться на месте пилота, тут же один за другим включаются все нужные рефлексы, и ты уже действительно становишься пилотом, сросшимся с машиной мутантом, а не двуногим “мягким”, какие остались на пирсе. И маска на лице уже не мешает, и перчатки становятся чувствительней кожи, и шлем превращается в дополнительный слой твоего собственного черепа. Однако этого мало, психика психикой, но для поддержки таких ощущений, с учетом катастрофических боевых нагрузок, требовалась и химическая поддержка. Набрав на пульте только мне одному известную комбинацию цифр, я подал в дыхательную смесь дозу специального психостимулятора, призванного повышать эффективность пилота в бою. Он, конечно, немного присаживал сердце и давал дополнительную нагрузку на почки, зато значительно повышал реакцию, а заодно являлся мощным обезболивающим, что снижало реакцию организма на перегрузках. Кроме того, препарат повышал устойчивость к стрессам, что тоже немаловажно. Ощутив в носу характерный щекочущий запах и горечь, я на пару секунд зажмурился, пропустив по телу несколько судорожных волн. Затем сердце застучало быстрее, на лбу выступила легкая испарина и состояние нормализовалось.
– Формируетесь в два крыла, – сообщил диспетчер, после чего выдал в эфир состав двух противодействующих группировок.
Я порадовался, что у командования хватило ума оставить нас, молодых, в одной команде, а не выставлять сразу друг против друга. Каждому крылу была выделена для связи отдельная частота, чтобы мы могли переговариваться, не слыша противника и не выдавая ему своих замыслов.
– Старт разрешаю, – сообщил диспетчер.
Дальше все зависело от командира крыла. У нас им назначили Кува Бешеного, бывалого пилота, пережившего несколько схваток с Бессмертными.
– Всем продувка! – приказал он.
Я немедленно запустил электронные цепи и подал порцию сжатого газа в камеры сгорания всех моторов.
– Построение косым клином. Дэйв ведущий, я на правом крыле, остальные на левом, в порядке убывания бортовых номеров. Готовность пять секунд.
Я ткнул кнопку таймера на наручном боевом вычислителе, а заодно врубил на нем диктофон, чтобы потом, в спокойной обстановке, проанализировать возникшие в бою ситуации.
– Старт!
Диафрагмы выходных шлюзов раздвинулись, и перед нами вспыхнули колкие звезды открытого космоса. Я толкнул рукоять тяги маршевых двигателей, за спиной рвануло, и мой истребитель вырвался в пространство на двойном факеле фиолетового огня. Выстроившись косым клином, мы, по команде старшего, заняли астроцентрическую орбиталь и стали ждать ответных действий противника. Чапа оказался по левую руку от меня, а Доран по правую, потому что бортовые номера наших машин следовали один за другим. На радаре было видно, как противоборствующее крыло, выстроившись прямым симметричным клином, заняло чуть более внешнюю орбиталь. Я включил сетку прицела и вывел на гашетку управление генератором холодной плазмы, который всегда использовался вместо боевых плазмометов в учебных схватках.
– Атака по азимуту двенадцать! – приказал Кув.
В сложившейся обстановке это было наиболее верным решением, но и наиболее предсказуемым, на мой взгляд. И только мы вышли из состояния инерционного полета, противник тут же вполне адекватно отреагировал. Причем при первом же столкновении мы потеряли Дэйва – кто-то очень метко влупил ему холодной плазмой в брюхо, и он был вынужден выйти из боя. Было не похоже, что он нарочно подставился, так что мне стало всерьез жаль парня – вместо радости обретения новой машины ему несколько месяцев придется отслужить в тылу. Мне такой участи не хотелось совершенно, так что я собрался, включил мозги и стал спешно адаптироваться к меняющейся обстановке.
Столкновение оказалось куда стремительнее и жестче, чем я ожидал. Уже через несколько секунд Чапа очередью снял вражеского ведущего, а я подцепил в борт замыкающего, позволив Дорану чуть вырваться вперед и разорвать надвое строй противника. Нам тоже досталось – получив в правый край клина, мы потеряли командира крыла и остались втроем. Все произошло так быстро и неожиданно, что я не успел удивиться, хотя было чему – два опытных пилота сгорели, а сопливые, только из академии, курсанты остались в строю.
Нас осталось трое против троих, то есть шестеро, так что при потере еще двух человек, все равно с какой стороны, бой будет окончен, поскольку вакантных машин как раз четыре штуки. Доран сразу взял на себя обязанности командира, но в этом, на мой взгляд, уже не было особой необходимости, так как оба строя распались и пошло сражение “каждый сам за себя”. Доран тоже вовремя это сообразил и приказал окончательно разбить остатки нашего клина, занять орбиты по собственному усмотрению, а далее действовать по обстановке. Мне это, честно говоря, совсем не понравилось, поскольку автоматически предполагало принятие решений, а не выполнение командирской воли. Но особо сетовать или раздумывать времени не было, так что я вполне по правилам раскидал в уме координаты на троих, чтобы не мешать друг другу, после чего ушел в разгон и занял подходящую, на мой взгляд, точку. При этом между нами и противником образовался значительный разрыв, больше, чем дальность нерассеянного полета холодной плазмы. Бой затих, все пытались понять, как действовать дальше.
А на меня напал приступ веселья. Меня вдруг осенило, что бой учебный, что никого не убили и никого не убьют и что даже в случае поражения через несколько месяцев из тыла можно будет перейти обратно в боевое подразделение, если захочется. И бой – не бой на самом деле, а просто игра, где в качестве приза предлагается новенький, совершенно замечательный истребитель. Так что в проигрыше, по большому счету, никто не останется. Разве что те, кто безудержно хочет драться. Я был не прочь снова потягаться с Бессмертными, но не настолько, чтобы удавиться, потеряв такую возможность. Так что внутренне я был готов к поражению, а это странным образом вызвало во мне незнакомый раньше кураж, так что в бой я ринулся с улыбкой от уха до уха.
Существует особый прием. Если хочешь сразиться с конкретным противником, когда строй уже сломан, можно пару раз пальнуть в его сторону, и большинство понимает, что это вызов на дуэль. Нас было трое на трое – идеальная расстановка сил для поединков в духе древних рыцарских турниров. И это завело меня еще больше. По меткам бортовых номеров на радаре я знал, в какой из вражеских машин сидит тот или иной из моих сослуживцев. Само сочетание слов “сослуживец” и “враг” не имело права на существование, но я об этом уже не думал, меня интересовал вопрос: кому из троих противников бросить вызов. Все они были опытнее меня, но Гаг Утенок был настоящим асом, как-то победившим в одиночку целое крыло Бессмертных из двенадцати истребителей. Ир Безбашенный не так отличился в боях, он был самым слабым
