по вкусу. А таковыми были жареный козленок, огромных размеров тунец и сваренный в молоке заяц. За трапезой завязался разговор. Обсуждали, как обычно, последние знамения.
— Сегодня утром над храмом Юпитера были замечены четыре орла, — начал Гортал. — Это хороший знак. Он предвещает благополучный год.
Еще бы, ведь в грядущий год ему предстоит заступить на должность консула.
— А я слыхал, что на днях в Кампанье родился теленок, — подхватил Курий, — с пятью ногами и двумя головами.
— Ну и что? — фыркнул Цицерон. — Рождение монстров не имеет никакого отношения к делам людей. Мало ли как боги меж собой развлекаются. Другое дело звезды. Мне думается, мы слишком недооцениваем их роль в нашей жизни.
— Все это восточные предрассудки, и только, — авторитетно заявил Гортал. — Прошу прощения у нашего дорогого гостя. Я полагаю, что только те знаки имеют смысл и заслуживают внимания, за которыми с древних времен следят наши авгуры и гаруспики.
— Кто-кто? — переспросил Тигран.
— Существует специальная коллегия авгуров, куда отбирают юношей, едва достигших пятнадцати лет, — пояснил Цезарь. — Быть выбранным в эту коллегию — большая честь. Авгуры поясняют волю богов, наблюдая за полетом и кормлением птиц, определяя направление молнии и прислушиваясь к раскатам грома. Благоприятные знаки приходят слева, неблагоприятные — справа.
— Что же касается гаруспиков, — подхватил Цицерон, — то они гадают по внутренностям священных животных. Существует особое профессиональное сообщество, большей частью этрусское. Впрочем, официальное оно или нет, я считаю все это сплошным жульничеством.
Тигран, казалось, пришел в полное замешательство.
— Постойте, если у вас считается левая сторона благоприятной, а правая — неблагоприятной, тогда почему римские поэты говорят о громе справа как о знаке особого расположения богов?
— Потому что они следуют греческой традиции, — пояснила Клавдия. — Греческие авгуры толковали знаки, обратясь лицом к северу, а наши — к югу.
— Кстати о молниях, — вмешался Катилина. — Уж я не знаю, с какой стороны она пришла — слева или справа, но сегодня утром молния ударила в статую Лукулла. Ту, что стоит на пристани в Остии. Я узнал эту новость от барочника на Тибре. Теперь от памятника осталась груда расплавленной бронзы.
Да, об этом предзнаменовании ходило много толков. Впрочем, не нужно быть авгуром, чтобы понять, что Лукуллу оно ничего хорошего не сулит.
— Да уж, воистину зловещий знак, — подытожил Гортал. — Будем надеяться, что нам, по крайней мере, не предстоит сокрушительного поражения на Востоке.
Подспудный смысл последней фразы лицемерно противоречил ее содержанию. Такими были едва ли не все высказывания Гортала. Если он говорит, что утром взошло солнце, то лучше выйти на улицу и проверить, так ли это, чем принимать его утверждения на веру.
— В Риме не так уж мало людей, жаждущих, чтобы Лукулл был отозван, — продолжил развивать начатую тему Курий.
— Сенат никогда не отзовет успешного полководца, — резко оборвал его я.
Мне пришлось не по вкусу его замечание.
— Пока ему сопутствует успех, да, — усмехнулся Публий Клавдий. — А моему зятю он очень даже сопутствует.
Он взял маленький вертел с нанизанными на него небольшими кусками жареного ягненка и смачно откусил от одного из них.
— Прошу заметить, — подхватил Каталина, — что этот человек добился огромного личного влияния на Востоке благодаря тому, что обобрал половину Рима.
Сергий Катилина, краснолицый и рыжеволосый, принадлежал к тому разряду людей, которые всегда кажутся раздраженными. В своем заявлении он имел в виду то, что Лукулл сократил азиатские долги. Будучи диктатором, Сулла обложил римские провинции в Азии непосильной данью, выплачивать которую можно было лишь занимая под грабительские проценты у римских финансистов. Чтобы спасти восточные города от полного разорения, Лукулл простил им большую часть долга, вмешавшись, таким образом, в сферу интересов наших ростовщиков, чем нажил себе смертельных врагов.
— Возможно, Публий сумеет указать Лукуллу на эту досадную ошибку, когда присоединится к нему в будущем году, — беспечным тоном произнесла Клавдия.
По всей очевидности, ей хотелось разрядить обстановку и сменить тему разговора. Вскоре слуги убрали со стола основные блюда, и, когда в комнату внесли богов-хранителей домашнего очага, на несколько мгновений воцарилась тишина. Накинув край тоги на голову, Публий, исполняющий роль домашнего священнослужителя, принес им в жертву крохи пищи и окропил их вином. Когда богов вынесли, на столе уже стоял десерт.
На протяжении всего действа Тигран беспрестанно засыпал меня вопросами, касающимися истоков римских обычаев, закона и культа. Особый интерес он проявлял к моей карьере и планам на будущее. Вполне возможно, что в любое другое время подобная любознательность со стороны человека, который в один прекрасный день мог стать Царем царей, мне немало бы польстила. Однако в тот вечер он не вызывал у меня ничего, кроме раздражения, поскольку отнимал время, которое я хотел посвятить Клавдии. В результате ее вниманием целиком завладел Цезарь, заставив меня ревновать.
Клавдия решила воздержаться от вина, которое подали вслед за десертом. Я тоже счел благоразумным последовать ее примеру, поскольку находился в окружении людей, среди которых следовало высказываться очень осторожно. Все они участвовали в политической игре с очень крупными ставками. Такие редко умирали естественной смертью. Из всех присутствовавших на том вечере одному Горталу выпала такая удача. Что же касается наиболее вероятной природы моей кончины, то я еще не настолько сведущ, чтобы ее пророчить. В целом же римская политика того времени весьма напоминала munera sine missione — смертельно опасные игры, о которых я уже писал.
Почти не прикасаясь к вину, я с интересом наблюдал за остальными гостями. Курий, который выпил немало во время обеда, значительно продвинулся в том же направлении. Лицо Сергия Катилины еще больше раскраснелось, а голос стал грубее и резче. Гортал, как всегда, оставался веселым и невозмутимым, Цицерон же не слишком усердствовал в питье, поэтому его речь практически не претерпела изменений.
Гай Юлий, признанный король пирушек, напротив, возжелал усилить крепость вина. Он потребовал, чтобы Публий разбавил фалернское водой в соотношении два к одному. Лично я был благодарен ему уже за то, что он не превратил наш ужин в одну из тех попоек, где каждому из гостей полагалось осушить определенное число кубков. Скажем, нам вполне могли бы предложить опрокинуть по кубку за каждую букву в имени почетного гостя. Хорошо, если им окажется Тигран, а в случае Квинта Гортензия Гортала, боюсь, никто из нас не дошел бы до конца. К счастью, на том обеде каждый был волен прикладываться к вину по своему усмотрению, и только прислуживавший нам раб следил за тем, чтобы кубки никогда не пустовали.
— Сегодня, — сказал Юлий Цезарь, — когда здесь собрались гости, занимающие столь высокое положение, нам следует обсудить проблему правильного использования власти, как гражданской, так и военной, поставленной на службу государству.
Его заявление было данью греческой традиции и, несомненно, имело целью польстить заморскому гостю. Когда римляне собирались на серьезную пирушку, философские дискуссии затевались крайне редко, потому что на следующий день вряд ли кто-нибудь из ее участников смог бы с уверенностью сказать, о чем шла речь. Борцы, акробаты и обнаженные сирийские танцовщицы — о них рассуждать было гораздо уместней в таких случаях.
— Марк Туллий, — продолжал Цезарь, — был весьма любезен, затронув эту тему. Разумеется, мы выступаем не перед судом, а потому прошу высказываться лаконично. Так, чтобы каждый из нас, учитывая наше нетрезвое состояние, не утратил нить рассуждений.
Цезарь, по обыкновению, взял на себя роль души подвыпившей компании, хотя я был уверен, что сам он был абсолютно трезв.
Цицерон задумался на мгновение, собираясь с мыслями.
— Мы, римляне, — начал он, — дали миру нечто принципиально новое. Со дня свержения нашего
